– Маэль, я вас прошу… – соскакиваю со стола, приблизившись к нему, а он делает шаг назад. – Мне не нужен никто другой. – Слышу тяжёлый вздох, а выражение лица моего собеседника тут же сменяется с невозмутимого на суровое. Ладно. Не совсем правильно слова подобрала, но с кем не бывает. – Я имею в виду… занятия на канатной дороге. Я к вам привыкла. Обещаю, не буду вас больше провоцировать, – закусываю губу, опустив взгляд вниз.

– Обещаешь?

Поднимаю голову, вновь найдя глазами мистера Мартена, и наконец-то вижу привычную для меня добрую улыбку на его лице. Облегчённо выдохнув, отвечаю:

– Обещаю, – легко улыбаюсь.

– Ладно, Беннетт, – небрежно произносит Маэль, как будто отмахивается от меня. – Приходи послезавтра. Позанимаемся.

Подарив мне короткую официальную улыбку, мистер Мартен медленно разворачивается и покидает пределы медицинского кабинета.

***

Возвращаюсь к любимым соседкам, благополучно добравшись до своей камеры комнаты в этом в один миг ставшем ещё более отстойным лагере. А в какой именно миг он стал ещё более отстойным? Хм, дайте мне время подумать. Может быть, в миг, когда я решила поспорить с Милли о том, что пересплю с нашим женатым инструктором, может быть, в миг, когда она чуть не растрепала об этом практически всему лагерю, или, может быть, в тот миг, когда я поняла, что действительно имею чувства к этому невыносимому, но такому загадочному мистеру Мартену?

Грустно. Очень-очень грустно. Но что ещё я могу поделать? Я буду и дальше делать вид, что мне интересно это чёртово хождение по канату, лишь бы Маэль не думал, что я больная на голову. Возможно, когда-нибудь он откроет мне душу, а, возможно, я всё же доживу до того самого момента, когда свалю из этой дыры раз и навсегда.

– Как прошла беседа? Не покусала там никого?

Сразу же с порога слышу саркастичный голос Милли и уже хочу ей втащить, но на этот раз не раздумывая. Поднимаю голову, взглянув на неё с жалостью, и встречаюсь с поблескивающими завистливым огнём карими глазами.

– Нет. Никакой беседы не было. Маэль… – замолкаю, закусив губу, а Стоун заинтересованно вскидывает брови. – Сказал, что на этот раз простит. Но тебя это тоже касается, – устало договариваю, опустив подробности о том, что он обрабатывал мои раны. Я ей больше не доверяю.

– Я-то что. Я ни на кого не накидывалась. Я не страдаю от внезапных приступов неадекватности, – надменно кидает Милли, и я резко разворачиваюсь к ней лицом.

– Тебе не хватило, серьёзно? Зачем ты меня провоцируешь? – говорю без раздражения в голосе, ибо уже правда начинаю интересоваться, для чего она продолжает весь этот цирк.

– Хочу показать тебе, что не ты одна здесь такая умная, – Стоун с шумом закрывает зеркальце, в которое напыщенно смотрелась последние пять минут, и поднимает надменный взгляд к моему лицу. – А то приехала, видите ли, такая вся важная, – она встаёт на ноги, а я прожигаю её злобным взглядом. – «Девочки, я всё знаю, я всё умею, а вы все здесь неудачницы», – манерно продолжает, закатив глаза. – Теперь будешь знать, что такое поведение здесь не ценится.

– Думаешь, мне не плевать? – небрежно усмехаюсь. – Думаешь, я ценю нашу с тобой «дружбу»? – выделяю интонацией последнее слово, показав в воздухе кавычки, обращая её внимание на то, что это лишь мнимая, фальшивая дружба. И всегда была такой.

– У тебя никого нет, – Стоун растягивает губы в злорадной улыбке, а я на мгновение задерживаю дыхание. – Да, ты, может, можешь обмануть других, но я уже это заметила, – Милли прищуривается. – Тебе никто не звонит, к тебе никто не приезжает. Что, даже мамочка и папочка видят, какая ты не настоящая и совершенно не интересная никому особа?

Да, Милли не понимает, во что она влезает. Точно так же, как и я не понимала, во что я влезаю, когда согласилась на этот идиотский спор. Но я не позволю ей насладиться победой или моими слезами, хоть мне очень сильно хочется в данную секунду разрыдаться прямо тут, в этом французском захолустье.

А она ведь права. Тётушка и правда ни разу не позвонила мне за эти три недели, а к некоторым ребятам даже уже приезжали родители, чтобы… Не знаю, зачем это всё нужно, но, видимо, они любят своих детей и скучают по ним. Однако мне такое чуждо. Агнес как будто отрицает любое проявление чувств и привязанностей, что, похоже, не смогло не отразиться на мне. Но я вроде жила себе нормально до тех пор, пока в мою жизнь не ворвалась Милли Стоун со своим дьявольским, но, должна признать, всё же действенным способом привести меня в чувство и открыть мне глаза на происходящее вокруг.

– Сегодня же пойду и попрошу другую комнату. Ни минуты больше не хочу находиться рядом с тобой.

Холодно произношу, взяв телефон со своей кровати, который я успела кинуть перед тем, как начать гангстерские разборки с соседкой. Хочу уже с достоинством покинуть свою бывшую комнату, оставив в ней свою бывшую подружку, но прямо около двери я внезапно замираю, развернувшись наполовину.

– И ещё кое-что, – замечаю, что Стоун притихла, и поднимаю взгляд к её глупому растерянному лицу. – Я аннулирую наш спор. Готовь своё желание. Я больше не хочу принимать участие в этом цирке.