Один монах спросил Дуншаня «Будда – что такое»?

Дуншань ему ответил: «Будда – это льна три цзиня».

Умэнь заметил: «Дзэн Дуншаня – странного покроя,

По старости его, в нём много есть что от цилиня.

Моллюска раковину мозг его напоминает,

Но что внутри от его истинного остаётся?

Когда он створки раскрывает, видно, что скрывает,

Дуншаня повидать же не совсем там удаётся.

Три циня льна как будто пред глазами возникает,

И кажется, они так близко, но сознанье ещё ближе,

Ложь с истиной в его уме не выше и не ниже

Кто говорит об этом, сам ложь с истиной являет.

Чжаочжоу спросил Наньцюаня: «Дао – что это такое,

И как мне, у кого приобрести такое знанье»?

Ответил тот: «Дао – обыкновенное сознанье,

Это – сама естественность, и не ничто иное».

– «Но можно ль у кого-нибудь сознанью научиться»?
–

Спросил Чжаочжоу, смысл ответа уяснить пытаясь.

– «От Дао отойдёшь, если к Небу будешь стремиться».

Сказал Наньцюань, ему помочь знанья понять стараясь.

– «Но если не стремиться, как понять Дао возможно»?

– «К вещам ведь Дао не принадлежит, тебе известным,

Как не принадлежит к вещам, незнаемым и сложным,

А также к тем вещам, воображаемым иль местным,

Ведь знание – это обманчивое представленье,

А вот незнаемое в мире и не существует,

А хочешь Истину познать – рассей свои сомненья,

Безбрежен, всеобъятен будь, как Пустота бытует.

Вне «ложном» и вне «истинном» быть ты тогда лишь станешь,

Когда в сознании Великой Пустоты добьёшься,

Когда в «Негде», в «Ничто» ты с головою окунёшься,

То думать в мире о всём необычном перестанешь».

Услышав слова эти, он внезапно просветлился,

Умэнь сказал: «Чжаочжоу жил бы так совсем без знанья,

Наньцюань же одним словом растопил его сознанье,

Как лёд в кувшине, так бы тридцать лет ещё томился.

Весной – сотни цветов, и мы живём с теми цветами,

Зимой – со снегом, с жарой – летом, осенью – с луною,

И если утруждать не будешь ум зря пустяками,

То время всякое станет прекрасною порою.

Наставник Сунъянь говорил, что мир наш, многоликий,

Разнообразен и велик, таким он и родится.

Не сможет оторвать ног от земли силач, великий,

На кончике не может языка речь находиться.

Умэнь заметил, что Сунъянь сказал всё очень чётко,

Но человека не нашлось, чтобы понять всё ясно,

Поймёт кто, пусть ко мне идёт, что слушал не напрасно,

Проверить, и получит от меня удары плёткой.

Но почему? Узнать чтоб, чистое ль дано нам злато,

Его через огонь нести с собой необходимо,

За то, что просветлились мы, мы получаем плату,

Всё что незримо было раньше, стало для нас зримо.

Нога прозренья сдвинет всё и море опрокинет,

Обрушатся все небеса, и голова склонится,

Для тела места уже нет, прозрение случится,

Которое во все запретные места взор кинет.

Монах спросил Юньмэня: «Будда – что это такое»?

Юньмэнь ответил: «Палочка с засохшим калом».

Умэнь заметил, что Юньмэнь остался тем же малым,

Когда пелёнки ему меняли на аналое.

Когда был голоден, еду ел, вкус не замечая,

И вечно суетился, знания собрать старался,

Потом же торопился, записать не успевая,

Проглатывал все знанья, но ни в чём не разбирался,

И палочкой-подтиркой подпереть свой дом желая,

Упадок жаждал он предотвратить Будды закона.

С таким же всё успехом людей нравы улучшая,

Трудился бесполезно всё на поприще он оном,

Плодов не различая просветленья иль угара,

В тех мыслях, что к нему в сознание от знаний лезли,

Как в небе вспышки молний, камня искры от удара,

И глазом моргнуть не успеешь, а они исчезли.