«Это не причинит тебе боли?»

«Нет-нет, конечно нет».

«Можешь мне поверить, Фрэнк, что если любая замужняя женщина будет уверять мужа в том, что до встречи с ним она не чувствовала никаких эмоций при взгляде на другого мужчину, то это просто ерунда».

«Мод, ты любила кого-то еще!»

«Не буду отрицать, что мне были интересны — очень интересны — несколько мужчин».

«Несколько!»

«Это было до того, как я встретила тебя, милый. У меня не было перед тобой никаких обязательств».

«Ты любила нескольких мужчин».

«Большей частью это были совсем неглубокие чувства. Есть разные виды и степени любви».

«Боже мой, Мод! Сколько же мужчин вызывали в тебе такие чувства?»

Здесь не нужно никаких подробных описаний, даже наречий для показа голосового тона. Искусный мастер чувствует это. Задыхаясь от волнения и заверяя, что он спокоен и совсем не сердит, Фрэнк настаивает на подробностях, когда выясняется, что ее глубоко интересовали несколько молодых мужчин.

«Нет, нет, продолжай! Что было потом?»

«Ну, когда ты какое-то время кем-то глубоко интересуешься, тогда начинается опыт».

«А!»

«Не кричи, Фрэнк».

«Разве я кричал? Ничего. Продолжай! У тебя был опыт».

«Зачем вдаваться в подробности?»

«Ты должна продолжать. Ты сказала уже слишком много, чтобы останавливаться. Я настаиваю на том, чтобы ты рассказала о своем опыте».

И так далее, пока не выясняется, что в этом опыте не было ничего дурного. Таков тон «Дуэта» даже в самых серьезных и сентиментальных моментах. И как это примет публика, можно было предвидеть.

Многие его почитатели, которые ожидали увидеть в книге труп в маслобойке или принца Руперта во главе кавалерийской атаки во время битвы при Нейсби, были разочарованы. Это было не то, что обычно писал для них их любимец, и возникал вопрос: в чем дело? Более строгие критики, которые предпочитали любовные истории в стиле Генрика Ибсена, с презрением называли книгу сентиментальной и наивной. Так, конечно, и было. В этом заключалась вся суть: она была человечной. Может ли кто-нибудь из нас сказать, что он ни разу (или значительно больше, чем один раз) не приходил в неистовство и не вел себя точно так же, как Фрэнк Кросс?

К «Дуэту» Конан Дойл питал особую и исключительную привязанность, как ни к какой другой книге: это было его абстрактное прославление любви. Поскольку издатель, Грант Ричардс, недавно женился, он решил, что именно Гранту Ричардсу и следует издавать книгу. Он отклонил предложения крупных сумм за права публиковать книгу сериалом, потому что считал, что это ее испортит. Он тщательно хранил и ценил хвалебные письма о «Дуэте», которые получал от друзей и посторонних лиц после его публикации. И у книги появились влиятельные друзья. Он был рад, когда услышал, что она понравилась Суинберну. Письмо от Г.Дж. Уэллса из Сэндгейта, графство Кент, порадовало его не меньше.

«Моя жена, приговора которой я ожидал, — писал Уэллс, — только что закончила читать «Дуэт». И когда на прошлой неделе я наткнулся на своего рода «разнос» книги, мне пришло в голову, что вы не обидитесь, если я напишу и скажу вам, что нам обоим она исключительно понравилась. Мне кажется, вы уловили форму и вкус (или склад, качество, атмосферу, каким бы термином это ни называть) настолько верно, насколько это только было можно. Это пара людей среднего класса, и в этом их простота, но осел критик, по-видимому, считает, будто это каким-то образом обрекает книгу.

Из последних трех лет я год провел в работе над такой же «обычной» историей, — с горечью пишет Уэллс и добавляет: — И все еще работаю. Потому я не совсем нахожусь в стороне, когда сужу о вашей книге».

Поэтому можно понять состояние Конан Дойла, когда он увидел, как «Дуэт» подвергается нападкам в печати за аморальность. Неодобрение вызвал один эпизод: в книге Фрэнк Кросс встречает свою бывшую любовницу; и когда он уклоняется от того, чтобы вступить с ней в прежние отношения в частной комнате в ресторане, она угрожает рассказать обо всем его жене. Утверждения об «аморальности» этой книги или любой другой из книг Конан Дойла звучат гротескно, но — очевидно — с ними выступили пять разных критиков.

Английский журнал «Букмэн», американский «Букмэн», некто Кладиус Клир и Человек из Кента в «Бритиш уикли», О.О. в журнале «Скетч» были едины в осуждении книги на этом основании. А потом он узнал, что все пять критиков были одним и тем же человеком — доктором Робертсоном Николлом, который в промежутках выступал и в роли шестого анонимного критика на страницах ежедневной печати.

Взрывы ярости Конан Дойла были слышны по всему Клубу реформ. Он осудил все это дело на страницах газеты «Дейли кроникл», обвинив критика в клевете и полном безразличии. У человека с улицы, который никогда не предполагал, что один и тот же критик может рецензировать книги под несколькими именами, это вызвало удивление. Конан Дойл был готов признать, что доктор Николл действовал не в каких-то личных или коммерческих интересах, но в частном порядке выражал в этом большое сомнение. Он называл их «бандой махинаторов». Или же защита Робертсона Николла и его друзей ему казалась необыкновенно слабой.