Шрифт:
Что бы ни думали об оживленных и головокружительных временах, это был год перемен для семьи Конан Дойла. Его младшая сестра Додо, которая жила с Мадам и которую мы не слишком много видели, вышла замуж за молодого священника по имени Сирил Энджелл. Хорнанг добился своего первого литературного успеха, когда напечатал «Взломщик-любитель», посвященный зятю. А Иннес, бывший уже капитаном королевской артиллерии, отправился служить в Индию.
«Большое спасибо, старик, за три открытых чека. Я сообщу тебе, как я их заполнил», — не однажды писал он.
Иннес играл в поло, а его зарплата немногим превышала обычное жалованье. Из Умбаллы, где он командовал батареей, Иннес слал письма с ярким описанием своей жизни. В двадцать шесть лет он был энтузиастом спорта, но не литератором. Тем не менее его письма передавали само дыхание Индии. Тощие лошади мчатся по грязи и прыгают через барьеры во время скачек с препятствиями; по ночам оглушительно квакают лягушки, а почти никогда не нужный слуга несет фонарь для отпугивания змей, когда Иннес идет на обед. Даже под жаркими ливнями, от которых портятся струны банджо, а площадки для гольфа закрываются из-за мокрого «коричневого» (не зеленого) газона, капитан Дойл не унывал.
«Не знаю, как благодарить тебя, старик, за чек на 100 фунтов. Как раз перед тем, как я получил его, я купил первую строевую лошадь, и это обошлось мне в 1300 рупий. Это отличный гнедой по кличке Крестоносец… Где и когда я увижу «Хозяина Кроксли» и рассказ о лисьей охоте бригадира?»
Иннес был не единственным, кто ждал только что написанного рассказа о бригадире Жераре, у которого было два названия: «Преступление бригадира» и «Как бригадир убил лису». Это был самый любимый рассказ Конан Дойла о бригадире. Никто из тех, кто следил за добродушным Жераром, гордостью наполеоновской армии, не может забыть о том, что он лелеял одну особую иллюзию. Научившись говорить по-английски у «адъютанта Обрианта из полка ирландеров», он высказывается следующим образом: «Мои божества!», что по-французски могло бы звучать как «О, моя вера!», и при этом он считает себя авторитетом во всем, относящемся к Англии или к английскому языку.
«Я сделал с англичанами погоня за лисы, — с гордостью объявляет бригадир. — И я дрался боксом с тем бастлером из Бристоля».
Есть что-то классическое в описании того, как Этьен Жерар вел свою погоню за лисами, а также его собственных конкретных действий. В письме Иннесу, датированном июлем, Конан Дойл объяснял, что осенью собирается отправиться в еще одну поездку с лекциями, что будет читать аудиториям «Преступление бригадира». «Вся чертовщина в том, — писал он, — что не могу я это читать без смеха».
Они обсудили и другие планы на осень. Когда в Индии закончится сезон дождей, а Лахор станет центром увеселений Пенджаба, он отправит туда Лотти на долгие каникулы на попечение Иннеса. Лотти была связана с ними уже на протяжении семи лет. Лотти, которая любила танцевать, устала от ухода за Туи и за детьми. Лотти со слезами на глазах призналась, что ей — ну ужасно — хотелось бы поехать, если это только возможно. А в письме к Иннесу он написал: «Не знаю, что я буду делать, когда Лотти, как и ты, уедет».
Тем временем в Южной Африке весы раскачивались между миром и войной.
Переговоры в Блумфонтейне между президентом Крюгером и британским комиссаром сэром Альфредом Милнером разногласий не разрешили. С июля по сентябрь следовали заседание за заседанием, нота за нотой, на каждое предложение выдвигалось контрпредложение. Правительство лорда Солсбери, никак не желая навязывать президенту войну, пыталось его умиротворить. У него не было никакого желания посылать за шесть тысяч морских миль армию, линии связи которой могли бы быть перерезаны в тот же момент, когда они потеряют контроль над морем. Были сообщения о том, что альянс против них образовали Германия, Франция и Россия. Но в вопросе о британском сюзеренитете над Трансваалем они не уступали. А у президента Крюгера, к которому тогда уже открыто присоединился президент Оранжевого свободного государства Стейн, не было никакого стремления к умиротворению.
За все это время ряды немногочисленных британских войск, — всего шесть тысяч человек для осуществления контроля над целым континентом, — не получили никаких подкреплений. Офицеры перестали даже ругаться. А в форты Крюгера из Германии и Франции продолжали потоком прибывать большие ящики с клеймом «Сельскохозяйственное оборудование» и «Врубовые машины». Они поступали не только через залив Делагоа, но также в Кейптаун и Порт-Элизабет на глазах у изумленных британцев.
Бурские руководители выжидали. Бюргер не мог идти на войну без лошади. Лошади была нужна трава. Без дождей трава на плоскогорьях не росла, а дожди могли начаться не раньше осени. И когда это случилось…
В сентябре британский кабинет, осознав, что президент Крюгер действительно готовится к войне, в спешном порядке перебросил войска из Индии и Средиземноморья. К концу месяца их численность достигла двадцати двух тысяч человек. Но этого было недостаточно. Выслушав скоропалительные предупреждения Джозефа Чемберлена, кабинет оказался перед лицом простой проблемы. Они стали предметом насмешек из-за налета Джеймсона и затянувшихся переговоров с Крюгером. Либо у Британской империи были зубы, либо их не было; если были, то надо кусать. Они стали готовиться к отправке из Англии, если в этом возникнет необходимость, состоявшего из трех дивизий армейского корпуса под командованием сэра Редверса Буллера.