Ксенерва замолчала, о чем-то размышляя, затем продолжила:

– Что касается меня, то… В какой-то момент я потеряла интерес к жизни, во мне словно оборвалась что-то. Я жила, но внутри была мертва. Тогда я была даймоном больше, чем сейчас. Казалось, уже ничего не сможет случиться, что затронуло бы моих чувств. Все уже было и ничего не вызывало трепета. Равнодушие и безразличие стали моими верными спутниками. Так странно было смотреть в зеркало и видеть молодую девушку, а внутри чувствовать себя стариком. Хотелось уже окончить этот путь, ведущий в никуда. Я не видела смысла в этом жалком существовании – подобии жизни, ее неудачной пародии. Мое высохшее сердце снова забилось, когда в мою жизнь вошла Алиида. С ней я снова научилась жить, открывала для себя мир заново, как будто только что увидела. Мое сердце и душа наполнились теплом, любовью и радостью. И это все благодаря маленькой белокурой малышке. Я люблю ее не только за то какая она, но я за то какая я рядом с ней. Возможно, это эгоистично.

Нечто подобное начал чувствовать и сам Аймон, когда встретил Ксенерву, и родилась Алиида. Его сердце снова забилось, а чувства стали более разнообразными. Он ждал каждой вылазки в иной мир, чтобы хотябы увидить их. А если говорить про эгоизм, то это не по части Ксенервы.

– Я думаю, ты не права. Ты готова отдать жизнь за нее … – Возразил Аймон.

– И отдам, если понадобится. – Подтвердила Ксенерва.

– Почему? – Спросил Аймон, хотя знал ответ.

– Потому, что ее жизнь не должна оборваться так рано. Она не должна страдать. Мне больно от того, что мы не знаем где она сейчас, что чувствует и видит. Может она чувствует боль и страдает все эти дни. Если она на грани, то мы обязаны вытащить ее на этот свет. В отличие от меня, она сможет построить счастливую и достойную жизнь. Такие люди не должны умирать.

Аймон неспроста задавал все эти вопросы Ксенерве. Он лишь хотел убедиться, что, даже превращаясь в даймона, она не перестала быть собой, не перестала чувствовать. Она нравилась ему именно такой – способной любить, сострадать, жертвовать собой ради других, защать и бороться.

Когда-то Аймон относился к дочери, как к прихоти, только ее прихоти. Он не хотел, чтобы Кеси родила ребенка от другого мужчины. К тому же это сильно мешало его планам. Когда пришло бы время переносить ее в Аскатон, то возникли сложности относительно ребенка. Бросить ребенка женщина вряд ли согласилась, а взять его с собой – подписать ему приговор. Человеческие дети в столь юном возрасте не могли пережить переход через портал. А смерть ребенка расстроило бы Ксенерву. Аймону не хотелось бы, потом выводить ее из дипрессии. Поэтому идея собственного ребенка родилась у Аймона в чисто эгоистичных соображениях.

Но потом все изминилось. Девочка его просто очаровала, как и ее мать, она стала для него необходима, как воздух. И сейчас он готов был отдать все, чтобы вернуть ее из тьмы.

И наконец, этот день настал. Ксенерва уже совсем отчаялась. Они сидели с Аймоном на кухне. Ксенерва накачивала себя кофе, чтобы не уснуть после нескольких бессонных ночей. На уговоры Дюсинды пойти отдохнуть, Ксенерва упрямо мотала головой.

Девушка апатично помешивала свой остывший кофе и безучастно слушала болтовню Дюсинды, когда на пороге появился возбужденный Лейкас, на лице которого светилась загадочная счастливая улыбка.

– Что сон хороший приснился, что ты так светишься или уши на миллиметр подросли? – Холодно осведомился Аймон.

– Нет! – Довольно щерился эльф.

От этой счастливой улыбки, Ксенерва оживилась, сердце ее бешено заколотилось в надежде услышать то, что …

– Алиида скоро поправится!

Ксенерва с облегчением откинулась на спинку стула, чувствуя безграничную радость. Она приложила ладони к лицу и беззвучно заплакала. По мере того как на глаза наворачивались слезы, Ксенерва чувствовала освобождение, печаль лежавшая на сердце огромным камнем в секунду растворилась от накатившего счастья. Душа ликовала и пела. Вытерев слезы и радостно улыбаясь, она схватила Дюсинду за руку и потащила на второй этаж.

– Она еще слишком слаба, но скоро придет в себя. – Тихо сказал Асмодей, когда Ксенерва ввалилась в комнату дочери. – Ей нужен покой и здоровый сон.

Ксенерва не ожидала увидеть, что Алиида так и лежит на кровати. Никаких изменений она не заметила. Все та же бледная кожа и болезненный вид.

«А что ты хотела? – Мысленно спрашивала она себя. – Что она тут же начнет прыгать и скакать после нескольких месяцев комы? Идиотка!» А вслух неуверенно спросила:

– Она точно очнется?

– Да. Она просто спит. Не смотря ни на что, она справилась. Алиида очень сильная девочка. – Тепло произнес Асмодей. – Она боролась за свою жизнь на столько, насколько это было возможно.

– Скоро она проснется, не волнуйтесь. – Подбодрила ее Алтэйя.

Хейи покинули комнату Алииды. Им тоже требовался отдых.

Ксенерва опустилась на кровать рядом с дочерью. И время начало течь – слишком медленно, слишком мучительно. Казалось настолько, егоможно потрогать. Они остались втроем – мать, дочь и тишина. Смысл жизни Ксенервы, ее счастье и радость были заключены в слабом тельце, распростертом на кровати. Все что можно было сделать – сделано. Оставалось только ждать. Ее ангел скоро вернется к ней, и жизнь станет в миллионы раз ярче, вновь наполнится смыслом. Почти потерять, а потом снова вернуть ее – огромное счастье. Столько мучений было пройдено, что сейчас и не верилось, что скоро ее малышка снова будет держать ее за руку своими маленькими ладошками, которые теперь не были такими холодными, как раньше.

Ксенерва легла рядом на бок, положила руку под голову и просто смотрела, как дочь спит. Так прошел день. К вечеру Ксенерва почувствовала, что у нее затекли бока, от такого постоянного лежания и встала размяться.

– Мама … – Услышала она за спиной слабый голосок.

Ксенерва резко развернулась, не веря своим ушам. Она так долго не слышала этот голос. Она кинулась к дочери и принялась целовать ей ручки, щечки, лобик. Слезы застилали глаза, но Ксенерва яростно их вытирала дрожащей рукой, боясь пропустить любую деталь, любую эмоцию на вымученном бледном лице дочери, но, не смотря на ее старания, она все, же не заметила, что взгляд у девочки был отрешенным, не сфокусированном на чем-либо из этой реальности. Ксенерва, окрыленная тем, что дочь отрыла глаза, не могла заметить этого. Она была слишком счастлива. Вскоре девочка снова закрыла глаза и погрузилась в сон. Ксенерва все сидела, не в силах оторваться от лица дочери. Счастливая улыбка не оставляла ее лицо.