Шрифт:
Он разнёс всех критиков в пух и прах! Я не знаю кто и с кем ему писал речь, но получилось очень сильно. А когда он в конце добавил, что в отношении некоторых товарищей обличителей начаты персональные проверки о соответствии их занимаемой должности и членству в Коммунистической партии СССР, то народ тихо охренел. А уж когда он объявил, что в отношении товарища Синельникова начато уголовное дело о попытке изнасилования несовершеннолетней, что он арестован и отстранён от занимаемой должности, то в зале захлопали и первым был я! А все остальные меня искренне поддержали и правильно!
В общем итогом комиссии стало решение обвинения с меня снять, претензии к музыкальному спектаклю признаны не обоснованными и надуманными, мне дали зелёный свет. Назначили нам куратором и ответственным за проведение мероприятия Хорошеву Татьяну Юрьевну и на этом распрощались со всеми. Я с благодарностью пожал руку товарищу Патрушеву, второму секретарю обкома, дай бог будущему первому и всей остальной "высокой комиссии". Душевно с ними попрощался пообещав не подвести, оправдать, соответствовать и так далее, что положено по тексту.
– Что Андрей Фёдорович несладко пришлось? – спросила меня улыбающаяся Татьяна Юрьевна – Ничего-ничего, что нас не убивает, делает нас крепче!
– Золотые слова Татьяна Юрьевна, но как-же это всё… – я сморщился.
– Да! Приятного мало! – согласилась она – Ладно ребята, время дорого, слушаю ваши предложения и вопросы, идеи и мысли. Мы теперь должны сделать спектакль на семь с плюсом, иначе нас не поймут! Да кстати, а кто будет петь "День Победы"? – посмотрела она на меня.
– Мне бы хотелось чтобы её спел Василий Севастьянович! Он коммунист, ветеран войны, награждён боевыми орденами и медалями, кому как не ему? Тем более он участник нашего ансамбля, вот пусть первым и споёт её со сцены на всю страну! – заявил я.
Ребята меня горячо поддержали и правильно.
– Хорошо! – сразу согласилась Татьяна Юрьевна – Обком партии не против кандидатуры товарища Верхоступова, он достойный представитель партии и народа. Возьмётесь Василий Севастьянович? – повернулась она к нему.
– Почту за честь! – ответил он с достоинством – И не подведу!
– Верю! – улыбнулась она по доброму – Ну что товарищи, за работу?
5 февраля 1971 года. Москва. Аэропорт Шереметьево.
Я прилетел в Москву регистрировать свои песни по звонку Брежневой. Да нужно вначале поработать с композитором и поэтом-песенником Тихоном Хренниковым, ещё и сама Пахмутова выразила желание пообщаться. Летел я с куратором от КГБ, который оказался вполне нормальным мужиком. Когда мы с ним всё выяснили и всё спокойно обговорили, у нас сложились вполне рабочие отношения и даже немного приятельские личные. Я ведь ничего не скрывал и прямо отвечал на все его вопросы, а зачем скрытничать? Я сам понимал, что мои секретные секреты долго не будут секретами и обязательно найдётся кто-то, кто проболтается или преднамеренно сольёт информацию комитетчикам, так и получилось. Поэтому, когда он спросил меня о жизни прожитой в коме, я не стал ничего скрывать и подтвердил такое дело. Рассказал всё до 91 года, а всё остальное рассказывать пока отказался. Только так и никак иначе. Чуть поупиравшись он, вернее они, согласились. Единственное на чём я категорически настаивал, это не докладывать пока наверх Андропову, до моего личного разговора с Брежневым, а потом он сам решит, что и как. И вообще, лучше если все материалы обо мне сначала вы дадите почитать лично Леониду Ильичу, для вас же будет лучше, намекнул я им. Если не дураки поймут, а нет, так на дураков и суда нет.
Вот я шагнул в зал ожидания.
– Андрюха на выход! – сказал Я-Денис – Вон твоя зеленоглазая несётся!
Тут на нас запрыгнула визжащая от счастья Виктория.
– Привет муж! – чмокнула она меня в губы.
– Привет жена! – чмокнул он её в ответ.
Москва-Москва, как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём переплелось! Не то слово! Я смотрел на москвичей из окна машины и вспоминал ту Москву из моего прошлого-будущего и эту. Если честно, то та мне нравится больше, эта пока какая-то неухоженная, серая, обыкновенная. Что-же мне принесёт день сегодняшний и день завтрашний? Кто бы знал. Я смотрел и узнавал город и в тоже время нет, слишком многое поменяется за 50 лет. Хотя если честно, то не всегда к лучшему, было в этой старой Москве какое-то очарование старины, дуновении истории. Как говорится на каждый цвет у всех свои фломастеры. Будем поглядеть, как оно сложится, пока в глаза бросается грязный снег и бегущие по своим делам, нахохлившиеся москвичи. Всю серость скрашивают только сияющие рядом глаза Вики и довольная улыбка дяди Миши. Вика, как пулемёт вываливала на меня свои новости. Потом я рассказал свои, передал приветы и мы только загадочно посматривали друг на друга. Ну а как вы хотели, мы не виделись целый месяц, других у меня не было, ведь своё слово я держу. Я прекрасно понимаю, что меня ждёт, понимаю и боюсь. Очень боюсь! Просто очень-очень боюсь!
Мама Галя не приехала меня встречать, да я и не очень надеялся. У неё и своих дел немеряно, да и есть кому меня встретить. Да и куда я от неё денусь? Тёщенька явно уже всё распланировала и подготовила. Ничего, прорвёмся. Пока буду собой, а там поглядим, как карта ляжет? А вот как меня встретят дедушка с бабушкой? Ой, что-то мне ссыкотно!
А вот и их дом, Кутузовский проспект 28. Меня оперативно выгрузили, завели в подъезд, затем в лифт и вот она, Виктория Петровна, бабушка Вики. Именно в её честь Вику и назвали, скромная, тихая женщина с несгибаемым характером.
– Бабушка познакомься! – шагнула к ней Вика – Мой Андрей приехал!
– Ну здравствуйте молодой человек! – внимательно смотрела она на меня – Можете звать меня Виктория Петровна!
– Лисицын Андрей Фёдорович! – улыбнулся я – Можете звать меня Лисёнком, до Андрея Фёдоровича я ещё не дорос, но обещаю вырасти!
– Уверенны? – хитро улыбнулась она.
– Очень на это надеюсь! – грустно улыбнулся я.
– Это похвально! – прищурилась она – А теперь идите мыть руки и будем пить чай!
– Замечательно! – довольно потёр я руки – Люблю повеселиться, особенно… – замялся я – Ну в смысле вкусно покушать! – смутился я.
Виктория Петровна осуждающе покачала головой, а я повернулся к Вике – Где тут у вас руки моют?
– Проголодался? – хитро улыбалась она.
– Что-то от волнения жор напал! – признался я.
– А-а-а! Боисся? – рассмеялась Вика, довольно наставив на меня пальчик.
– Ага! – почесал я бровь – До последнего думал, что это неправда! – повинился я.