Так Онфим обычно сидел рядом с последним пристанищем своей семьи примерно час и рассказывал о событиях вчерашнего дня, о своих размышлениях, грустил и смеялся, вспоминал прошлое, даже изредка пересказывал бабушкины сказки самому себе, отчего становилось тепло и хорошо на душе. Иногда он плакал, потому что хоть и считался уже вполне взрослым человеком, но оставшись один на один с миром, чувствовал себя маленьким и очень уязвимым.

Однако сегодня что-то пошло не так. Ветра совсем не было, но онфимкиным стенаниям постоянно мешал какой-то шорох в домовине, какие-то скрипы под стрехой крыши. Наконец, лучинка, не прогоревшая и до середины, резко упала на землю. Онфимка, который уже успел полюбить свои страдания и нытье, пришел в негодование – кто же это смеет бродить по заповедному кладбищу, дорогу к которому старались обычно поскорее забыть те, кто остались жить? Он обернулся и от удивления хлопнулся на землю, хорошо хоть, что там вся земля была устлана мхом и иголками, иначе бы он крепко ударил свою пятую точку. На одном из пенёчков, окружавших домовину и оставшихся от срубленных для нее деревьев, сидела бабушка Пестимия.

– Бабулечка, – крикнул мальчик, кинулся к ней, уткнулся в пышные юбки, пахнувшие теплым хлебом и парным молоком.

– Онфимушко, родной, – тихо заговорила бабушка совсем как живая, довольно крепко прижимая мальчика к себе. – Матерь Мокошь ненадолго отпустила меня к тебе передать вот эту грамоту.

К старости у бабушки выпали почти все зубы и она сильно шепелявила. Дети передразнивали ее, но она не обижалась, смеялась вместе с ними, широко открывая беззубый рот. На бабушку был надет праздничный наряд, состоявший из такого количества деталей, что глазам было больно на него смотреть. Под невероятной красоты белой рубахой, расшитой разноцветными бусинами, скрывалось несколько нижних юбок, делавших наряд пышным и внушительным. Белые штаны были заправлены в ярко красные сапожки, закрепленные металлическими обручами на щиколотках, такими же обручами были стянуты длинные рукава рубахи. На талии наряд был скреплен широким поясом, на котором в центре была вышита Матерь Мокошь, окруженная со всех сторон маленькими и большими птицами, цветами, ягодами и фруктами. Сверху весь наряд с головы до ног покрывал шум – целое море металлических украшений, которые даже при самом маленьком движении издавали разнообразные переливчатые мелодии. Шум защищал женщину от множества нечистых цертов, которые витают повсюду в воздухе, но, не в силах побороть богатыря-мужчину, издеваются над слабой женщиной. Обычно шум начинается с широкого обруча на голове, на который в несколько ярусов навешиваются кольца, а также фигурки, изготовленные как детские игрушки из отдельных деталей, скрепленных металлической проволокой. Больше всего Онфимка с самого детства любил маленькую гремячую лошадку с огромными выпученными глазами, которую церты должны были бояться сильнее всех. На шее в несколько рядов висели ожерелья, а на них крепились маленькие фигурки богов, священных животных, птиц и деревьев. Центральное место занимала узорная лунница – украшение в виде полумесяца рожками вниз. К поясу крепились большие шумные подвески, а также полезные мелочи и обереги – гребешок для волос, кошель для денег, сума для предметов побольше. Из этой-то украшенной мелким бисером сумы бабушка достала кусочек бересты, на которой было что-то нацарапано.

Онфимка уже знал письмо – сама же бабушка занималась с детьми зимними вечерами, когда работы по хозяйству было совсем мало. С самого малолетства дети читали по слогам, писали острыми палочками по бересте и выполняли несложные математические расчеты. Также учили звездное небо и лунный календарь, без которых жить в те времена было невозможно. Учили наизусть красивые молитвы, песни и длинные сказания. Но сейчас мальчик с удивлением смотрел на кусок древесной коры, буквы на котором он видел впервые в жизни. К тому же, неведомые слова были дополнены картинками, многие из которых вызывали не меньшее удивление, чем текст, а также все поле бересты большим кругом обходили жирные стрелочки, как будто кто-то указывал путь, и такие же жирные крестики, по всей видимости, означавшие остановки на этом пути. Крестиков было семь по кругу и один, покрупнее, в центре.

– Много на земле есть больших и красивых городов, Онфимка, – начала бабушка рассказ почти так же, как когда-то в детстве заводила детям сказки на ночь. Мальчику стало так хорошо, что он невольно склонил голову ей на колени и едва не задремал. – На этой карте семь Великих городов, в каждом из которых стоит Великое святилище. В святилищах с самого основания мира Отец Перун заложил Камни Согласия. Люди, находясь рядом с такими камнями, почти во всем соглашаются и царят в том месте мир да любовь. Но века спокойствия заканчиваются, грядет смутное время, когда люди начнут давать богам другие имена и убивать друг друга только за эти имена… Камни теряют силу и наступает эпоха розни и ненависти. Однако есть на свете такое место, вот оно отмечено на карте, – бабушка прикоснулась к крупному крестику своим тонким сухоньким пальчиком, – где боги решили собрать свою силу и схоронить ее на тысячи лет. Это место станет самым великим городом на земле, который будет гибнуть сотни раз, но всегда восставать из мертвых; в который будут приезжать враги и становиться друзьями; в котором будут творить гении и править главные церты Нижнего мира… Этот город одновременно будет самым святым и самым проклятым, но именно он сквозь века пронесет силу первых богов.

А собрать силу семи Камней избран наш род – последних потомков Бэра, повелителя лесов и вод. И собирать камни пойдешь ты, потому что из всех последних только у тебя осталось чистое сердце, без которого этот путь невозможен. Сегодня же отправляйся в Великий Ростов, дорогу туда ты должен знать – помнишь, с отцом ходили на ярмарки? – Онфимка кивнул, потому что действительно хорошо помнил главные приключения своего детства – походы с тятей на Большие Ростовские Ярмарки, где продавались товары со всего этого света, а иногда казалось, что и с того, так много разного там было. – Остановишься на постоялом дворе «Пляс скомороха», туда уже пришел человек в лиловом плаще – он тебе поможет.

Онфим вдруг отчетливо заметил, что прижиматься к бабушкиным коленям стало как-то совсем неудобно – плечи его почти лежали на земле. Он удивленно вскочил и увидел, что бабушка Пестимия медленно уходит в землю, уже совсем не было видно колен.

– Нет, нет! – закричал мальчик, крепко схватил ее за плечи, не желая отдавать земле. Но его руки сжали пустоту, только в воздухе повис аромат свежих булочек и парного молока…

***

Вконец расстроенный, Онфимка побежал домой. Солнце уже взошло довольно высоко и начало палить землю, хотя кое-где еще блестели хрусталики росы, сиявшие в солнечных лучах как прозрачные речные жемчужины.

Селение онфимкино было очень большим и уже давно тут жил не один род, а несколько. По-хорошему, можно было называть его городом, но никто не хотел ставить ограду из тяжелого дубового частокола, потому что жили тут исключительно мирные и не особо богатые земледельцы – толком и не пограбишь их, ни тебе золота, ни денег, ни шелков. Всякие банды, что ходили разорять города, в селениях вроде этого могли только пожрать да напиться хмельными медами. Дак старейшина Нежила всегда сам собирал с каждого двора еду и питье, и отвозил бандитам прямо на дорогу. Ни разу еще на онфимкиной памяти никто в село не заходил и не разорял его.

На вершине пологого холма, под которым бежала тихая речушка Колокша, стояло небольшое, но очень красивое святилище. Снизу как обычная изба-клеть о восьми стенах, на ней – еще одна изба о четырех стенах, а поверх них – шатер, сбитый из ровных длинных досок. Стены всех трех частей были выкрашены белой краской, резные же наличники на окнах и узоры на стенах и крыше были покрыты красной, зеленой и синей красками. Сверху шатер украшало золотое солнце, вырезанное из блестящего металла. Святилище было таким складным да ладным, что многие путники, проходившие или проплывавшие мимо, останавливались, любовались, или, поднимаясь на холм, заходили внутрь.