– Доченька, не забывай важного правила: «Молчание – золото», особенно вне дома. Раньше ты бы уже не увидела папу и меня. Нас бы уже посадили в тюрьму на много лет.

– Правда?! – большие глаза девочки стали круглыми от испуга.

– Да, доченька. Раньше за одно слово можно было лишиться жизни. Барух Ашем, что сейчас все же стало намного свободнее. Дома с семьей ты можешь говорить все, что думаешь, но на улице старайся быть осторожнее.

Петя с Давидом раньше умели молчать вне дома, но воздух свободы все сильнее ощущался во всем, и мальчики чаще убегали в места, где говорили о свободе, перестройке и изменениях. Энергия ребят направилась теперь не на концерты и выступления. Теперь они все чаще молчали дома о том, что слышали и говорили на своих «сходках». Ребята прекрасно знали, что родители не поддержат их участие в политике, но со всем пылом юности они теперь переключились на борьбу с существующим строем.

Группа, которую раньше посещал Реувен почти перестала существовать, потому что все, кто имел малейшую возможность, выехали в Израиль. Но Давида и Петю не интересовали сионисты, им были интересны революционеры. В стране назревал переворот и, не успев получить паспорта, парни оказались «на передовой».

Свободно мыслящие люди различных направлений собирались в тихом кафе в почти заброшенной части центрального городского парка.

Давид привык рассказывать старшему брату о своих приключениях, и он очень хотел поделиться, но прекрасно знал, что почте доверять нельзя. Поэтому он начал вести дневник, чтобы когда-нибудь при встрече на Земле Отцов отдать записи брату.

«Мы живем в удивительное время! Каждый день по радио и телевизору только и слышно: «перестройка…, перестройка». Странные люди, зачем нужно было в семнадцатом году рушить то, что веками создавали отцы, чтобы построить нечто выдуманное, неестественное, корявое и непонятное, а потом все перестраивать?

Пару лет, с тех пор как повеяло свободой и в правительстве появились «новые веяния», мы с друзьями собираемся в «стекляшке» – это кафе, имеющее стеклянные внешние стены, за что оно и прозвано «стекляшкой». Цены в кафе невысокие и на пятьдесят копеек можно выпить кофе с одним большим или с двумя маленькими пирожными, а если довольствоваться пирожками, то получается еще дешевле. Но самое главное преимущество этого заведения в том, что, выпив кофе или чай не обязательно торопиться, никто не требует освободить места. Поэтому в стекляшке собирается много разного люда для общения. Мне сообщили, что в «стекляшке» происходит много интересного, встречается немало нестандартно мыслящих людей, и я сразу же пришел сюда. Войдя в зал, я услышал от ближайшего столика, где сидели студенты-философы.

– … Данте нужны принципы; «погляди на них и ступай мимо! – говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны»…

– Гордость и любовь – страсти, которые он сам признает за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче! Но даже после чистилища, гордость не покинула его… – послышалось за моей спиной в другой группе повествование горделивого молодого человека, который очевидно для всех, пытался оправдать свой любимый порок.

– …Боттичелли – величайший мастер линии. Этим простейшим элементом изобразительного языка он владеет виртуозно… – слышно от двух столиков, составленных вместе, на которых расположились художники и искусствоведы, многие из которых учились в академии искусств, расположенной недалеко от «стекляшки».

– А мне кажется, его образы за очень редким исключением лишены монументальности и драматизма, их преувеличенно хрупкие формы всегда немного условны…. – возражал худощавый парень, с почти женской манерностью.

Художники и философы меня мало интересовали, хотя я успел и у них вставить свои «пять копеек». Я много читаю, уверен, что кое-что смыслю в искусстве, в философии и в политике. Могу достаточно аргументировано и, как мне кажется, почти профессионально судить о многих вещах. Возможно, кто-то скажет, что я заносчив? Может быть, но точно могу сказать, что не глуп… Мне нравится шутить, что, когда раздавали скромность, я опоздал, потому что стоял в очереди за умом.

Посидев за столиками искусствоведов и философов, я не задержался у них. Мне казалось бесполезным рассуждать о том, что изменить мы не можем. А вот политика – это другое дело, здесь можно что-то изменить, если постараться! Кроме того, мы живем во время больших перемен. Может для кого-то эпоха больших перемен и проклятие, но для меня это время, когда даже такие молодые как я и мои друзья, что-то смогут изменить в том мире, в котором мы живем!

– Начало обострения политической борьбы Вы пропустили, милый мой! – услышал я от столиков, где обсуждались политические вопросы, и подошел к ним, а мужчина продолжал – закон о государственных предприятиях принят был еще в 1987году! Закон о кооперации 26 мая 1988, и сейчас собираются принимать поправки к этому закону. Так что самые смелые и решительные уже сейчас создают свое собственные предприятия, вернее кооперативы. Просто наши местные власти не хотят, чтобы мы развивались наравне с Москвой, поэтому умалчивают! Кроме того, сейчас обсуждают поправки к этому закону, которые дают больше свобод кооператорам!

– Мои друзья уже создали кооператив-коммуну «Созидание» и мой отец в их числе – не выдержал я, вклиниваясь в беседу за столиком группы «Народный фронт».

– Интересно! И как? Их не сильно «прижимают»? – заинтересовались сидящие за столом, и беседа переключилась на обсуждение проблем бизнеса в новой политической обстановке.

В «Народном фронте» до моего прихода в основном были люди не очень молодые, захватившие Брежнева и помнившие режим Сталина по рассказам отцов. Они были осторожны во взглядах и в выражениях, встречались для обсуждения, каким хотели бы видеть новый Союз (СССР), но не предпринимали никаких серьезных действий. Я пришел первым из молодых. Наверное, в их глазах я безрассудный и рискованный, но я уверен, что мы живем в другое время. Теперь в «Народном фронте» все чаще появляются молодые и «горячие». «Тусовка» стала более шумной и молодой. Взрослые, кто начинал движение «Народного фронта» не поддерживают наших крайних на их взгляд, мер, но не могут запретить нам делать то, что мы хотим.