Шрифт:
– Я должен подумать, – едва выдавил из себя Реувен.
– Хорошо, подумай – добавил особист, – только не очень долго. Мне кажется, одно письмо в месяц на родину не такая большая плата за разрешение на выезд.
– Да, понимаю… – опустил голову парень, изображая задумчивость, пряча покрасневшее от злости и возмущения лицо.
Ему действительно нужно было подумать, как послать особиста за «апельсиновыми корочками» или «попудрить носик», не вызвав при этом его гнева и не попасть в тюрьму вместо Израиля.
– Я так думаю, мы не закончили наш разговор, поэтому не прощаемся, – КГБ-шник протянул листок бумаги с номером телефона, – позвони, когда надумаешь.
Реувен вышел из кабинета с покрасневшим лицом, в его груди клокотало. Парень был среднего роста и худощав, но сейчас ему казалось, что он огромен и выглядит как шар, раздувшийся от гнева.
Войдя в дом, Реувен с порога рявкнул:
– Эти… – он не находил слов, чтобы назвать тех, кто посмел предложить ему подобное – …пытаются завербовать меня, чтобы я «стучал» на Израиль, чтобы шпионил для них! Ненавижу!!!
– Реувен, сынок, тише! Вдруг нас прослушивают, – резко перешла на шёпот Рут Вениаминовна.
– Но мам, как они могли! – уже тише добавил парень. – Неужели меня не выпустят, если я откажусь? Неужели все, кто уехал, подписывались работать на СССР? Не верю! Там же много было настоящих патриотов, которые сейчас поднимают нашу страну.
– Сын, постарайся успокоиться. Может быть, придет решение, со временем… – попыталась успокоить его мать.
– Мам, у меня не так много времени. Я знаю, если я через несколько дней не позвоню или если позвоню и откажусь, мне откажут… – здоровый парень чуть не плакал.
– Сынок, ты же обещал не расстраиваться сильно, если откажут. Может еще не время… – напомнила Рут.
– Я не могу не расстраиваться, – простонал парень. – Я обещал не кричать у них в кабинетах, и я это выполнил.
Давид молча сидел и слушал разговор. Ему уже пора было идти на репетицию, но для мальчика так важно было знать, что происходит с братом, что он решил опоздать, если придется. Но Реувен больше ничего не говорил, и поэтому Давид схватил гитару и убежал на занятия.
Вечером всей семьей решили молиться об этом вопросе, Ицхак Абрамович посвятил вечерний урок помощи Реувену в его «хождении по мукам», прочитал два Псалма из книги Тегилим 40 , веря, что Творец даст мудрости и нужных слов Реувену на следующем допросе.
40
Псалтырь в христианской Библии. В еврейской традиции, молясь о какой-либо проблеме принято посвящать уроки разрешению ситуации, а также читать молитвы и Псалтырь – образ мирной жертвы, которую раньше приносили в храме.
Утром за завтраком Ицхак Абрамович сказал:
– Ночью мне пришла мысль, что эти люди всегда боятся света. Любое темное дело боится света. И мне кажется, единственная твоя защита – это свет. Ты не должен скрывать предложения этого человека и, мне кажется, стоит ему сказать о том, что ты не будешь делать из всего этого секрета. Ты же не подписывал договор о неразглашении?
– Нет, не подписывал – обрадовался Реувен. – Мне кажется, что Сам Ашем дал тебе ответ на наш вопрос!
– Я бы не рискнул так прямо об этом говорить, но все в мире приходит от Него, каждое мгновение наш мир обновляется Его творческой энергией 41 . Поэтому, конечно от Него!
41
Многие раввины верят, что наш мир умирает и «воссоздается» творческой энергией жизни от Творца, как кадры фильма. И если бы Он прекратил обновлять наш материальный мир, то в следующую секунду он просто перестал бы существовать.
Через день в доме опять зазвенел телефон. Парню не дали время подумать, его вызывали на допрос, который голос в трубке красиво назвал «беседой».
Когда Реувен снова вошел в знакомый кабинет, КГБ-шник внимательно взглянул на него.
– Ну и как? Подумал? Готов подписать? – он указал на бумаги на столе.
– Понимаете, я посоветовался с родителями, встретился с друзьями и знакомыми… – начал Реувен.
По мере продолжения фразы лицо КГБ-шника сначала покраснело, затем приобрело зеленоватый оттенок и, наконец, стало отдавать даже сиреневым.
– Тупой мальчишка!!! – буквально прошипел он. – Неужели ты не мог понять простой вещи? О таких разговорах вообще никогда никому не говорят!
– Но Вы же сказали, что я должен буду просто писать письма и рассказывать, как мне живется в Израиле? И Вы не сказали, что это секрет…
У Реувена хорошо получалось изображать дурачка-простачка. Сейчас он сожалел, что не брал вместе с Давидом и Петей уроки актерского мастерства, которые они проходили не так давно у знакомого актера, чтобы использовать в своих «мини спектаклях». Но даже без тренировки он хорошо справился.
– Как я мог забыть дать тебе подписать договор о неразглашении в прошлый раз?! – невольно вырвалось у мужчины. Он отошел к окну и буркнул едва слышно. – Идиот! Да таких, как ты, в советскую армию опасно пускать, по тебе нары плачут!
Через минуту пропуск на выход из здания Реувена был подписан, и он легко шагал по весенней улице. Может быть, его и не отпустят в этот раз в Израиль, но по крайней мере не посадят в тюрьму в отместку за отказ шпионить за своей родной страной. Несмотря на прямую угрозу в конце беседы, Реувен надеялся, что именно гласность сейчас будет его защитой.