Многие соседские барышни-мещанки заглядывались на болезненного аристократа, мечтая соблазнить его своими чарами, чтобы захапать впоследствии вдовью долю и носить аристократическую фамилию. Но Мишель даже не смотрел в их сторону, всецело посвятив свою жизнь сестре. Барышни же дворянского происхождения, встречая красивого юношу на мессе, искренне жалели его, втайне вздыхая о средневековой красоте молодого поэта. Они прекрасно знали, что и думать не стоит о возможном браке с господином де Сентоном, поскольку семья его небогата, сам Мишель слишком слаб, поэтому папенька с маменькой такую партию для дочери никогда не одобрят.

А два года назад с наследником барона случилось несчастье – молодой человек оступился на лестнице, упал со ступенек и сломал поясницу, после чего не смог более ходить. Теперь Мишель передвигался только в кресле на колёсиках. Это обстоятельство на корню срезало последние надежды на взаимность аристократа, теплившиеся в сердцах хорошеньких соседок.

Но именно в нём, Мишеле де Сентоне, Ганц обрёл первую поддержку, когда решился заговорить о своих чувствах к Ленитине вслух.

В тот день юноши прогуливались по саду. Фон Баркет толкал кресло друга по заметённым первым снегом дорожкам. Остановившись напротив комнат Ленитины, которая вместе с матушкой гостила у подруги, молодые люди синхронно обратили взоры на тёмные окна. Неспешный разговор затих. Прервать молчание первым решился Сентон.

– Скажи мне, Ганц, ты любишь мою сестру?

– Люблю ли я? – очнувшись от дум, воскликнул фон Баркет. – И ты ещё спрашиваешь! Словно не ты стал молчаливым свидетелем наших неоднократных признаний без слов друг другу в лучшем чувстве на этой земле!

– Безмолвные объяснения – это язык любви, я согласен, – кивнул Мишель и перевёл взор на друга. – Но для жизни нужно что-то более вещественное.

Ганц порывисто опустился на одно колено и, приложив руку к сердцу, горячо произнёс:

– Я люблю Ленитину больше жизни! И готов пойти за ней на край света! Верь мне, Мишель!

– Конечно, я верю тебе, Ганц, верю. Ты единственный человек, который достоин руки моей сестры. В этом я даже не сомневаюсь.

– Я горы сверну, только бы она была счастлива!

– Горы сворачивать не понадобится, – философски заметил Мишель. – Просто береги её. Береги…

– Я клянусь!

– Моя сестра будет в надёжных руках, если она выйдет за тебя, – произнёс Сентон и опустил веки. – Несмотря ни на что… Правда, венчание придётся проводить по двум обрядам, иначе католическая церковь не признает ваших детей законными. Сейчас не модно отдавать девиц за протестантов, но я знаю: с тобой Ленитина будет как за каменной стеной, – произнеся эти слова, Мишель снова обратил взор на лицо друга. – Ты сможешь защитить её от любых невзгод. Брак по любви – это лучшее, что я могу желать моей маленькой сестрёнке.

Ганц склонил голову, принимая похвалы старшего брата своей возлюбленной. И лишь после разговора с Мишелем он решился сделать Ленитине официальное предложение. Если раньше его останавливали сомнения – всё-таки влюблённые происходили из разных сословий и принадлежали к разной вере – то после слов Сентона все они, словно утренний туман, развеялись.

Едва девушка вернулась и поднялась в свою комнату, фон Баркет постучал в её дверь и, получив разрешение войти, переступил порог девичьего будуара.

– Ленитина, я хочу с тобой поговорить.

– Что случилось, Ганц? – с нежной улыбкой на губах спросила юная прелестница, хорошеющая день ото дня.

– Нам нужно поговорить кое о чём очень важном, – приблизившись к девушке и взяв её за руку, повторил немец с самым серьёзным видом, на какой только был способен.

– О чём это? – хитро сверкнув глазами, спросила Ленитина, хотя девичье сердечко, дрогнувшее в груди, уже подсказало ей, что задумал молодой человек.

– О нас, – сжав пальчики девушки в своей ладони, ответил юноша.

Красавица подвинулась. Ганц присел рядом с нею на диванчик.

– Я уже говорил тебе о своей любви. Но пора и твоим родителям узнать о наших чувствах.

– Мне казалось, они и так это знают. Зачем ещё говорить?

– Потому что пора подумать о венчании, Лени, – проникновенно сказал немец и прижал ладошку любимой к своей груди, в которой бешено колотилось сердце. – Я хочу просить твоей руки у месье барона. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты жила в моём доме, и мы растили вместе детей. Твой брат уже благословил наш союз, и я надеюсь на благосклонность твоих родителей. Но сначала я должен задать вопрос тебе: ты станешь моей супругой, Ленитина?

– И ты ещё спрашиваешь? – приподняв изумлённо бровки, воскликнула девушка, а в глазах её загорелся задорный огонёк.

– Я жду твоего ответа.

– Нет, супругой не стану, – быстро произнесла красавица и не смогла сдержать лукавой улыбки.

Фон Баркет растерялся и даже выпустил ладошку любимой.

– Как это? Ты не хочешь за меня замуж? И не жаль тебе меня?

– Ничуть не жаль, – ответила Ленитина.

Ганц смотрел, как в карих глазах пляшут игривые огоньки, и не мог понять, что происходит. «Она меня дурит, – догадался молодой человек. – Но что я не так сделал?»