— И ты мне нравишься, — прошептал он и вернулся на диван.

Элеонора, прижимая к груди яркий сладко пахнущий букет, торопилась в гостиную; ей почему-то всегда казалось, что если нести цветы чуть дольше, то они тут же завянут. Глупость, и Нора прекрасно это понимала, но всё равно каждый раз спешила, и спешка эта нередко приводила к падениям. Сегодняшний случай не стал исключением: запнувшись о собственные ноги, она растянулась на полу, выронив при этом цветы.

Вздохнув, хранительница села. Интересно, чем же руководствовалась магия, когда украшала её голову бабочками? С этими очаровательными созданиями у неё не было ничего общего: ни лёгкости, ни грации, ни свободы. Объединяло лишь то, что, подобно гусеницам, Нора ничего не знала о своих родителях, вот только для гусениц это было нормально, гусеницам было всё равно. Подобрав те цветы, что находились ближе всего, она застыла и невольно прислушалась. Из-за двери, рядом с которой довелось упасть, слышались голоса — кто-то довольно оживлённо беседовал. Подслушивать нехорошо, однако теперь отвлечься от разговора не удавалось.

— Значит, ты поэтому вчера так странно выглядел? — судя по голосу, вопрошающий был одним из близнецов.

— Думаешь, та женщина дала ей это кольцо? — не стоило и сомневаться, что где один, там и другой.

— Уверен, — третий говорящий был также очевиден, голос его звучал заметно тише и слова различались хуже. — Более чем уверен. Сами ведь знаете, почему сомневаться не приходится. И я вам уже говорил не называть людей теми и этими, если знаете имя.

— Да-да. Вот только вступаться за Ингрид… Перешёл на тёмную сторону? — с едва заметной язвительностью отметил кто-то из одноглазых братьев.

— Или предпочитаешь постарше? А мы уж думали, что у тебя с Ир…

Хранитель неожиданно замолчал. Элеонора же подумала, что он просто решил закончить фразу тише, и потому решилась подойти поближе к двери, нервно сжав стебли собранных цветов.

— Лучше бы вы о другом думали, — по-обычному насмешливо ответил Эгиль и, скорее всего, ухмыльнулся. — Например, о том, чтобы говорить потише…

Дверь резко распахнулась, из-за чего Элеонора вздрогнула и дёрнулась назад, рискуя снова упасть. Не осмелившись поднять глаза, она чуть ли не физически ощущала тяжёлый взгляд хранителя, что скрестил руки на груди и лениво опёрся на дверной косяк. Он не был похож на жертву, скорее на хозяина этого места, так себя вёл, так хорошо вписывался в обстановку. И всё же, это было не более, чем внешнее впечатление, игра, Нора знала это, чувствовала, однако со своим страхом ничего поделать не могла.

— Нора-Нора… От тебя я такого не ожидал, — с каким-то странным удовольствием протянул Эгиль, а хранительница почувствовала, как вдоль позвоночника пробежали мурашки. Театр потерял прекрасного исполнителя отрицательных персонажей. — Ну-ну, не надо так трястись. Никто тебя ругать не будет, не обидит. Я даже не буду спрашивать, как долго ты тут стоишь. Но только пообещай, милая, — выделенное интонацией, это слово прозвучало угрожающе, — что никому ничего не расскажешь. Мне очень не хочется ещё сильнее портить твои нервы, но, сама понимаешь… Так что же, будешь держать рот на замке?

Всё же осмелившись поднять взгляд, Элеонора на мгновение заглянула в прищуренные глаза хранителя и тут же закивала головой, ощущая, как начали дрожать руки.

— Н-не скажу. Ничего не с-скажу… — пробормотала она и убежала.

Получилось на удивление резво, а ведь только мгновение назад ноги подгибались и не слушались. У страха не только глаза велики, но и скорость завидная. Когда спадало оцепенение, конечно. Однако надолго Элеоноры не хватило, так что вскоре она перешла на шаг, попутно переводя дыхание. Физическая форма оставляла желать лучшего настолько, что в случае опасности гораздо лучше попробовать притвориться мёртвой — убежать всё равно не выйдет, а так, может, проигнорируют.

Недалеко от гостиной возле окна стояла Мейнир, а рядом с ней мельтешила Дикра, как обычно о чём-то щебеча. Весело, беззаботно, словно ничего с ней не случалось, словно не только вчера ей разрешили вставать, и то с условием, что будет вести себя поспокойнее. В каком-то смысле роль Дикры, как ребёнка, была именно в этом — разряжать обстановку, не давать остальным полностью погрузиться в мрачные мысли, зациклиться на них, окончательно погрязнув в этом болоте. Элеонора печально улыбнулась. Осознанно или нет, но каждый здесь играл какую-то роль, притворялся, глубоко внутри запирая переживания и боль, не желая беспокоить этим других. Здесь не было счастливых. И очень тяжело было чувствовать это, но не иметь возможности помочь.

Вроде бы не было ничего необычного, но Элеоноре показалось, она почувствовала, что Мейнир чем-то опечалена, что-то произошло, хотя никаких внешних доказательств этому предположению не было.

— Мейнир, что т-такое? Чем обеспокоена? — тихо спросила она, кончиками пальцев коснувшись руки хранительницы. Та вздрогнула — это нельзя было заметить, однако удалось ощутить.

— Дерево, — прошелестела в ответ Мейнир, — умирает…

Учитывая, сколько деревьев растёт на территории замка, понять, о каком именно шла речь, невозможно, как и сделать что-нибудь. Понимая, что расспросами более ничего не добьётся, да и не желая этим причинять неудобства, Элеонора попросила подождать, пока она всё же отнесёт и поставит цветы, а потом показать, с чем возникла проблема.