Шрифт:
Сюзанна бодро проходилась тряпкой по полкам, мурлыкая под нос незатейливую мелодию. Волосы она сегодня собрала в тугой пучок, а платье выбрала шерстяное, «школьное», тёмно-коричневое, с кремовыми кружевами на воротнике и подоле юбки. Такого же цвет был пояс, завязанный бантом на спине. Крылышки у неё на голове подрагивали в такт мелодии. Исаак находил это всё милым, очаровательным, но слова застревали в горле, даже умилённо улыбнуться он мог лишь тогда, когда никто бы этого не увидел. Исаак давно отбросил надежду честно выразить свои чувства. Он просто иногда оказывался рядом, говорил на нейтральные темы, если обстановка располагала. Даже его препирания с Дикрой были только для того, чтобы привлечь внимание Сью. Хоть иногда, хоть какое-то. Даже если это будет недовольный взгляд, замечание по поводу поведения или спасибо за принесённые с огорода овощи. Исаак был уверен, что на большее рассчитывать не мог.
Что было странно — Исааку казалось, что подобное уже было раньше, но раньше — это не до прибытия в замок. Когда-то до, возможно даже, в другой жизни. Мысли об этом появились совсем недавно: после попыток зачаровать статуэтку. Тогда хранители увидели места, в которых никогда не были (за единственным исключением), однако те показались знакомыми. И после этого иногда стали всплывать обрывки иной памяти, но короткие, редкие, беспорядочные и непонятные.
Протирая подоконник, Исаак посмотрел в окно. С погодой не задалось, всё небо было ровного светло-серого цвета, а воздух был наполнен неприятной изморосью, словно лес забыл, что сейчас лето. Исаак потянулся протереть оконную раму, резко отпрянул, выронил тряпку, столкнулся с креслом и шумно упал. К нему тут же бросилась Сюзанна, а он сидел на полу и испуганно смотрел на свои пальцы. Исааку показалось, что они стали полупрозрачными, словно он исчезал, превращался в призрака, в туман. Такое случалось, когда собственные силы брали над ним верх.
— Что случилось с тобой, Исаак? Не ушибся ли, когда падал? — с беспокойством спросила опустившаяся рядом Сюзанна и осторожно взяла за вытянутую руку, накрыла пальцы своими.
Само присутствие Сью успокаивало, и, снова посмотрев на руку, Исаак понял, что всё в порядке. Он не исчезал, похоже, просто воображение разыгралось, но эта ситуация кое-что напомнила.
***
О склонности близняшек лунатить первым узнал именно Исаак. Тогда ещё месяц не прошёл с их прихода, кажется, только пара недель. Близняшки успели оправиться с дороги, устроиться в замке, Сюзанна сразу взяла организацию хозяйства на себя — до этого им по большей части занимались те, у кого руки доходили, «домоправителем» становиться никто не спешил. Учитывая, как молодо выглядели близняшки, никто не ожидал от Сью такой тяги к домашним делам, но не стоило и влияние осколка со счетов сбрасывать. В общем, появление близняшек сделало это место чуть более уютным и домашним, а способности Сюзанны оказались довольно полезными, ведь она успокаивала гораздо мягче, чем Фрейя. Исаак сразу заприметил Сью. Он не мог сказать, что почувствовал к ней, но хранительница была ему приятна. Симпатична.
Та ночь была неспокойной. На самом деле, в то время беспокойно было и днём, ведь не было Мастера, который сдерживал бы в это время осколки. Однако ночь всё равно была хуже: в тёмных коридорах легко навернуться, шумели души, появлялись ловушки, а осколки становились сильнее, когда властвовала луна.
Исаак нехорошо себя чувствовал и потому ушёл из комнаты, чтобы не навредить брату. Обычно они могли немного повлиять друг на друга, уравновесить нестабильные силы, но сейчас Исаак сильно сомневался в этой затее.
Кружилась голова. Или это кружился иллюзорный мир? Сейчас Исаак кое-как отличал реальность от иллюзии, с трудом ориентировался в пространстве. Он просто пытался уйти туда, где сможет переждать всплеск, никому не навредив, но перестал понимать, где находился, как только отошёл от комнаты. По коридорам замка можно было плутать очень долго… Исаак дошёл до лестницы, но не знал, куда та вела. Стены постоянно перемещались, менялись местами, изменяли свой вид, и даже протянутая к ним рука не помогала. Иллюзии казались материальными, тогда как руки — нет.
В состоянии полной потерянности Исаак не сразу обратил на это внимание, но он становился прозрачно-мутным, словно превращался в туман. Прислонив руку к стене, он мог видеть сквозь неё камень. Разве что сквозь стены пройти не мог. Хотя… Чтобы быть в этом уверенным, надо было знать, какие стены реальные. А реален ли он сам? Он попробовал подняться по лестнице, но мир снова качнуло. Исаак оступился и упал. Сильно ударился коленями и ладонями. Боль точно не была иллюзией.
Исаак немного отошёл от лестницы и сел возле стены. Он снов посмотрел на руки: в тех местах, где он при падении ободрал ладони, из них поднимались тонкие струйки тумана. Он словно исчезал. Исаак спешно зажал рот рукой, сдержав тем почти вырвавшийся нервный смешок. Ох, нет. Он не хотел исчезать. Он так испугался, что сейчас вдруг исчезнет в тумане. На открытом глазу выступили слёзы.
Ложь отличается от правды тем, что её не существует. Это выдумка. Нечто, созданное чужим воображением и словами. Правде неважно, знают ли о ней, потому что она была, она есть, она — часть этого мира. Ложь существует до тех пор, пока её помнят, пока в неё верят. И существует только в головах.
Также может исчезнуть он. Нет… Почему? За что? Он не выбирал становиться лжецом, не хотел этого. Становиться частью лжи, мира иллюзий и туманных лесов. Становиться ложью. Где найти дорогу назад, если дороги не видно вообще? Как это исправить?
Пальцы становились холоднее и прозрачнее. Исаак попытался подышать на них, размять, но теплее не становилось. Сейчас перед ним было окно. Он вытянул руку и посмотрел сквозь пальцы на почти полную луну. Луна была красивая. И тоже ненастоящая, ведь светила из другого мира. Когда-нибудь и она исчезнет, а вместе с ней пропадут и маги. Но это произойдёт когда-то. Нескоро. А он растворялся сейчас.
Исаак так сильно погрузился в этот хоровод иллюзий и наваждений, что не услышал шагов. Кто-то опустился рядом с ним, осторожно коснулся вытянутой руки у запястья и над плечом. Исаак вздрогнул от этого прикосновения, но ему стало немного спокойнее.