Фрэнку повезло. Некоторые пленники ушли из мира, не оставив после себя материала, из которого, при соответствующем стечении обстоятельств, могли бы возродиться их тела. Но не Фрэнк. Если не считать криков, то последним его действием на Земле была эякуляция. Мертвая сперма на полу стала пусть жалким, но достаточным средоточием его сути. Когда любезный братец Рори (милый недотепистый Рори) не удержал долото, от его боли выиграло нечто, оставшееся от Фрэнка. Он зацепился за мир одним пальцем и мельком увидел ту силу, которая позволила бы ему вновь обрести безопасность. Теперь все зависело от Джулии.

Иногда, страдая в стене, он думал, что женщина из страха покинет его. Или найдет видению рациональное объяснение, решит, что ей все приснилось. Тогда ему конец. У Фрэнка не было сил явиться ей вновь.

Но он заметил признаки, дававшие надежду. Например, два или три раза она возвращалась в комнату и просто стояла в темноте, смотря на стену. Во второй даже что-то пробормотала, хотя до него долетели лишь обрывки слов. Среди них было «здесь». А еще «жди» и «скоро». Достаточно, чтобы не отчаиваться.

Был и еще один повод для оптимизма. Джулия была потеряна, разве нет? Он все видел по ее лицу, когда – за день до того, как Рори порезался, – она вместе с его братом зашла в комнату. Он заметил ее взгляд, момент, когда выдержка дала трещину, а печаль и разочарование, которые она чувствовала, стали явными.

Да, она была потеряна. Замужем за человеком, которого не любила, не способная отыскать путь на свободу.

Но вот же он, прямо здесь. Они могли спасти друг друга, как и должны, если верить поэтам, любовники, созданные друг для друга. Фрэнк был тайной, тьмой, он был всем, о чем она только мечтала. И если только Джулия освободит его, Фрэнк станет служить ей – о да! – пока ее наслаждение не достигнет предела, который, как и все пределы, был местом, где сильные становятся сильнее, а слабые гибнут.

Там наслаждение было болью и наоборот. И Фрэнк прекрасно это знал, чувствуя себя в таком состоянии как дома.

На третьей недели сентября похолодало: арктические заморозки принесли с собой жадный ветер, который за несколько дней ободрал все листья с деревьев.

Перемена погоды потребовала перемены одежды и планов. Вместо прогулки Джулия поехала на машине. В середине дня она отправилась в центр города и нашла там бар, где в обеденное время было оживленно, но не шумно.

Посетители приходили и уходили: бунтари из юридических и бухгалтерских контор, говорящие только о своих амбициях; любители вина, чью трезвость гарантировали только дорогие костюмы, и, что куда интереснее, одиночки, которые сидели сами по себе и просто пили. Джулия уже собрала неплохой урожай восхищенных взглядов, но в основном от бунтарей. Ей пришлось просидеть здесь почти час, рабы зарплат снова отправились на галеры, когда она заметила, как кто-то наблюдает за ее отражением в зеркале над стойкой. Незнакомец следующие десять минут не сводил с нее глаз. Джулия пила, тщательно скрывала любые признаки волнения. А потом, без всякого предупреждения он встал и подошел к ней.

– Пьете в одиночку?

Ей хотелось сбежать. Сердце стучало так сильно, что Джулия была уверена: он все услышит. Но нет. Он спросил, не хочет ли она еще выпить; она ответила, что не против. Мужчина явно обрадовался и отправился к стойке, заказал два бокала и вернулся к ней. Он был чересчур румян и на размер больше своего темно-синего костюма. Волнение выдавали только его глаза, они лишь на секунду останавливались на Джулии, а потом принимались метаться потревоженной рыбой.

Серьезных разговоров не будет: это Джулия уже решила. Она не хотела ничего о нем знать. Разве только имя. Профессию и семейный статус, если он будет настаивать. А в остальном он останется лишь телом.

Оказалось, неожиданная исповедь ей не грозит. Джулия в жизни попадались булыжники поразговорчивее. Мужчина лишь улыбался время от времени – отрывистой, нервной улыбкой, показывающей слишком ровные зубы, – и предлагал больше выпить. Она ответила «нет», желая закончить охоту как можно скорее, и вместо этого спросила, не хочет ли он кофе. Незнакомец ответил «да».

– Дом в паре минут отсюда, – сказала Джулия, и они отправились к ее машине. Пока ехали, она думала – мясо сидело рядом – почему все так просто. Может, этот мужчина был прирожденной жертвой – с его беспомощными глазами и искусственными зубами – и сам знал об этом, отправляясь к ней? Да, наверное, так и было. Она не боялась, так как все шло совершенно предсказуемо…

Когда Джулия повернула ключ во входной двери и вошла в дом, ей показалось, что она услышала шум на кухне. Неужели Рори вернулся пораньше, может, заболел? Она окрикнула его. Ответа не последовало; дом был пуст. Почти.

С самого порога она все тщательно спланировала. Закрыла дверь. Мужчина в синем костюме изучал свои наманикюренные ногти и ждал отмашки.

– Иногда мне становится одиноко, – сказала ему Джулия, проходя мимо. Эту фразу она придумала, лежа в кровати прошлой ночью.

Он лишь кивнул в ответ, на его лице отражалась смесь страха и недоверия: явно все еще не мог поверить в свою удачу.