И он повернулся с великим благоговением держа в ладонях склянку со святой водой. Твёрдый, но тем ни менее добрый голос до сих пор не выходил у него из памяти. И даже после десятка километров, спустя пол ночи, он всё ещё слышал эти слова, сказанные божественными устами. Казалось Фроденбенг прикоснулся к чему-то тайному, невозможному, запрещённому к существованию в этом мире. Он сделал доброе дело, угодив Господу и что самое главное, сумел реализовать задумку «Пятёрки из Милрита». В ту же ночь, ровно с третьим колоколом, в Верхнем мире, собрались несколько херувимов…

***

За круглым столом в обширной комнате, поглощённой сумерками, восседали пять персон. Все они были облачены в синие хитоны, на головах покоились позолоченные венцы. Это были херувимы — стражи Адама и всего Верхнего мира. Они имеют меньшие права чем Сила, ибо к ней прибегают в самом крайнем случае. На данный момент информация обсуждаемая ангелами, была сродни сказки фразёра, пущенная быть может для получения благосклонности святых ликов. Однако мать Верония имела иное мнение и как это обычно бывает, в силу возраста, навязывала его остальным.

— Милые мои детки, разве вы не видите, разве не понимаете к чему всё идет? Сегодня мы позволяем баронам строить страшные машины, а завтра станем смотреть как армии падших беснуются на земле.

— Боюсь матерь Верония, это уже произошло, — с грустной улыбкой сказала Фесья — И теперь слишком поздно что-либо делать.

— Так что же нам, сидеть сложа руки? — заговорила ещё совсем молоденькая херувимочка, недавно пришедшая в их ряды.

— Никто не будет сидеть сложа руки. Мы узнаем о происходящим в Генбурге, а после решим, что делать далее. — Предложила Тиль, старая знакомая матери Веронии; её божественный лик был в стадии угасания.

— Решено. В таком случае, Мариета, мы вверяем тебе эту миссию: отправится в Генбург и узнать о происходящем там. Более ничего делать не нужно.

— Матерь Верония, боюсь для юной Мариеты…

— Что ты хочешь сказать Фесья? Неужели ты думаешь, что Адам не защитит её от порчи? Ты считаешь, что ладони сына Всеотца не способны стать оберегом для юной души?

— Нет, что вы, конечно нет…

— Она отправится вместе с несколькими херувимами — заключила Тиль, вскинув руки в примирительном жесте.

Мариета — это комочек теплоты, окружённый ореолом грустной радости. Она совсем недавно познала чувства, давно забытые ею, те самые, земные. В душу девушки проникло ложь, эгоизм; она даже видела демонов! И лишь благодаря воле Адама, её душа вновь приобрел плоть, снова стала телом. Начала очистили её память, чтобы безгрешное, юное тело вновь вступило на грешную землю Среднего мира. Да будет так. Lux dispergam in tenebris!

Надежда — это обоюдоострое оружие; оно способно даровать силы, но в то же время растягивает мучения. Извечный вопрос «Когда?» был задан множество раз, а спрашивающее существо устало рыдать, вопить и биться в припадке гнева. Иосиф пал.

Он был изнеможён морально, изнурён физически. В этой тёмной комнате, на ледяном полу vir встречал свою судьбу, расплачивался за свою глупость. Уже неоднократно он жалел, что позволил ввязать себя в подобную авантюру. Бенджамин, Соня, Крузана — пусть они горят синим пламенем! Он не заслуживает этих мук, его вина лишь гипотеза не доказанная историками; миф для ценителей легенд; она не подкреплена ничем кроме злого языка демона. И всё-таки слова прозвучали…

…И Кериф сумел склонить на свою сторону власти Генбурга; не столько Витае, сколько его тестя и как следствие заручится поддержкой демонов. Ведь подумать только: приезжий сжигает наши дома! Непростительно! Непозволительно! Долой унижений, бери вилы, хватай колуны и вперёд! Покажем этому негодяю, что мы существа боевые!

Иосиф ощущал ненависть когда его избивали, познал горечь будучи приговоренным к казни за то, что не совершал; это было в высшей степени несправедливо, а значит в большей мере требовало взгляда справедливости. Мужчина жалел себя, как только мог; в месте, где время протекает без твоего ведома, это единственное, что может помочь сохранить рассудок.

Внезапно дверь отворилась, и тусклый свет факелов разрезал тьму. На пороге показалось существо, оно притягивало Иосифу ладонь; его силуэт в полумраке преобладал особым эффектом, некой загадочностью. Оруженосец и правда не видел лика пришедшего, и в одночасье подумал: «Не ангел ли снизошёл до него?». Трясущейся рукой, кое-как поднимая голову он сумел нащупать пальцы, salvatores aut carnificem, а после последовал удар, который отправил героя в бескрайнее море тьмы.

Очнулся Иосиф через неопределённое количество времени. В помещение зажгли лампу; свет свечи ложился на обноски стоящего впереди, на его маску. Vir обнаружил, что сидит у стены; тело его было ватным, все кости ломило, каждое движение отдавалось болью. Наконец палач произнёс: