– Меня наверняка вызовут в суд, поскольку я осматривал тело и составлял медицинское заключение. Также я расскажу о результатах ваших анализов и о своих предположениях на этот счёт.

О предположениях, что я наркоман? Вот это новость. Я взял ещё гренку, хотя был сыт. Но если жевать, отвечать не требуется. И руки не так трясутся.

– Я не полиция и не суд, – сказал доктор. – Но я постараюсь вам помочь, если буду знать всю картину произошедшего. Какие отношения у вас были с мистером Кидсом.

И тут я, подавившись гренкой, заржал. Смех рвался из меня вместе с хлебными крошками, я схватил полотенце и прижал его ко рту, а доктор, подскочив, налил мне стакан воды, протянул.

Я выпил медленными небольшими глотками.

Добрый доктор, постный святоша, какой ответ он желал получить, задавая такой вопрос? С прошлого года за эту правду, конечно, не сажают. Но и озвучивать её я не стремился – уж точно не на этой кухне.

– Вчера, – сказал я, с трудом прокашливаясь, – я вам объяснил, какие у нас были отношения.

– И сколько времени вы были его… натурщиком?

Слугу и раба он вежливо опустил.

– Два года. Я знаю, вы спросите, были ли у нас конфликты и всё в этом роде. В полиции спрашивали.

– Нет, – покачал головой доктор, снова опускаясь на стул, – я спрошу, зачем, как вы считаете, он застрелился таким образом? Вы знаете, пистолет был тщательно протёрт, отпечатки пальцев остались, но только от одного прикосновения. И он взял его в правую руку.

Может, я и сумею выложить это всё на суде, адвокату. А доктору рассказать – язык не поворачивался.

В груди что-то отвратительно копошилось. Несколько таблеток мне бы помогли успокоиться, но у меня их не было, и я старался поменьше о них думать. Для таких, как я, зависимость – страшное дело. Это Роберт мог купить что угодно, получить дозу любой дряни по щелчку пальцев. А у меня уже сейчас нет денег на билет в Лондон, что говорить о лекарствах.

– Стемнеет только через два часа, – неожиданно сказал доктор, – на улице неплохая погода. Пройдёмся?

***

Там оказалось холодно. Я застегнул куртку, сунул руки в карманы, а доктор даже не стал запахивать пальто, зато нацепил дурацкую плоскую шляпу типа «свиного пирога». Я думал, мы пройдёмся по городку, но доктор почти сразу свернул с улицы на тропинку, и десять минут спустя мы уже шагали по пустоши, продуваемой всеми ветрами. Учитывая характер доктора, я думал, он будет семенить, и мне придётся всё время сбрасывать шаг, чтобы он не отстал. Но в итоге это мне пришлось торопиться – шагал он бодро, без малейших трудов обходя лужицы, кочки, переступая через ямы и коряги. Через полчаса мне стало жарко.

– Я, знаете ли, верю в пользу прогулок для тела и для души, – сказал доктор в тот момент, когда я всерьёз подумал взбунтоваться и потребовать вернуться домой. – Размеренный шаг очищает голову, разгоняет кровь и освобождает дыхание.

– И часто вы так гуляете? – спросил я, слегка задыхаясь.

Доктор удивлённо оглянулся и спросил:

– Вы устали? Пойдёмте помедленее! Простите, я не подумал, что вам это непривычно.

Стоило остановиться, как начался раздражающий сухой кашель, который я попытался подавить, но не мог. Доктор, конечно, знал его причины, и мне от этого было мерзко. Продолжая кашлять, я отвернулся и впервые за всю прогулку увидел пустошь. Не так, как её бы увидел Роберт, без игр разума, зыбкого марева фантазий и монструозных теней, а просто как есть. Пучки серо-жёлтой прошлогодней травы терялись в поднимающихся зелёных побегах. В лужах, наверняка оставленных талым снегом, отражалось небо. Облака в нём бежали так быстро, что то и дело мелькали закатные отсветы.

Откашлявшись, я сделал полшага назад, чтобы в фокус взгляда попал и доктор. В чёрном пальто и сплюснутой фетровой шляпе он вписывался в пейзаж, превращал его в тёмную пастораль. Я боялся, что он сейчас что-то скажет и всё испортит, но он молча стоял, щурился и никуда не спешил. В итоге я первым нарушил затянувшееся молчание.

– Пойдёмте?

– Остановите меня, если я возьму слишком высокий темп, – попросил доктор, – привычка гулять в одиночестве.

Он действительно пошёл медленнее, и хотя мне было стыдно от того, что этот почти старик оказался настолько крепче меня, я был ему благодарен.

– Жаль, – сказал доктор, – что нам едва ли доведётся услышать здесь выпь. А ведь раньше её было очень много.

– Куда делась? Отстрелили?

Меня мало волновала выпь.

– Представьте себе, нет. Осушили слишком много болот, и выпи стало негде жить. Впрочем, не думаю, что вам это интересно.

С этим сложно было поспорить, и я специально не стал, чтобы посмотреть, как отреагирует доктор. Оказалось – никак. Он просто пошёл домой, ступая всё тем же твёрдым шагом по скользкой траве.

***

На первое заседание суда меня повезли на следующий день, в полицейской машине, но хоть без наручников. Судья выслушал сторону обвинения, постановил доследовать дело в течение десяти дней, вперился в меня взглядом, а доктор, который до этого стоял за спиной, шагнул вперёд и сказал:

– Ваша честь, я готов внести залог за мистера Хамфри.

– Какой с вас залог, доктор Саймон, – закатил глаза судья. – Два фунта.

Я бы пошутил про то, как дёшево оценили мою тощую тушку, но умел молчать, где надо. Когда мне впервые сказали, что я закончу в тюрьме? Лет десять назад или раньше? Было бы отвратно оправдать ожидания.