Все еще смотря на руки, Роман продолжил:

— Ты писатель, поэтому часто видишь то, чего не замечают другие. — Роман пригвоздил ее пронзительным до глубины души взглядом. — И понимаю, что именно сейчас ты осознала, что видишь больше, чем в двадцать лет. Или в десять. — Он замолчал, должно быть, внезапно почувствовав нечто вроде беспокойства, потому что снова опустил взгляд на стол, и Эви заметила, как сжались по-прежнему сцепленные друг с другом пальцы. — Представь, сколько еще ты увидишь через сто лет. Или пятьсот.

Роман снова замолчал, от витающей недосказанности воздух словно загустел. Эви абсолютно точно знала, что он скажет дальше.

— Или тысячу, — добавил он, доказывая ее правоту.

Даже ожидая этого признания, все равно его слова словно выбили почву у нее из-под ног. Эви застыла на скамейке, не в силах вымолвить ни слова, без единой мысли в голове.

— Так что я с легкостью распознал, что у тебя болит голова, Эви, — произнес он, снова глядя на нее. От веселья в глубине его глаз заискрились звезды.

Боже, какой он красивый.

— Если хочешь, я могу забрать боль.

Лишь через некоторое время Эви подобрала нужные слова. А когда наконец сделала это, то дважды прокашлялась.

— Я… я в порядке. Все не так уж плохо, правда.

Роман внимательно наблюдал за ней, прожигая взглядом насквозь. Словно жаждал прочесть все ее прошлые жизни. Наконец, чуть наклонив голову набок, глубоко вздохнул, слегка улыбаясь.

— Тогда давай поговорим об охотниках.

* * * * *

В этот момент Роман отдал бы все, лишь бы снова прочитать мысли Эви. Он, как рыба, выброшенная из воды, оказался абсолютно не в состоянии предотвратить ее страхи или опасения, не мог получить фору в их общении. Это совершенно новая для него территория создавала чрезвычайный дискомфорт. И Роман нервничал, даже несмотря на огромный опыт и приобретенную за века сдержанность.

Роман начал с самого начала, не только ради нее, но и ради соблюдения простой хронологии. Проще было поведать обо всем, начиная с истоков. Он рассказал, что мир состоит как из людей, так и из нелюдей. Но, как она ясно видела большую часть своей жизни, нелюди оставались скрытыми.

Он объяснил, почему более или менее придерживаясь тех идей, которые выдвигали авторы и сценаристы, людям не раскрывают всей правды, потому что, откровенно говоря, они не смогут с ней справиться. От его признания Эви слегка покраснела, и Роман понял, она вспомнила, как сама отреагировала, столкнувшись с правдой. Для человека вполне естественно так отреагировать. В этом-то и заключалась проблема. Ни один смертный в здравом рассудке не сможет по-настоящему осознать, что существует нечто за гранью их понимания. Все равно, если бы рыба представила себя птицей.

Тем не менее, Роман признал, она справлялась с обрушившимися на нее новостями лучше, чем большинство людей. И казалось, приняла предоставленные ей до сих пор доказательства и теперь мысленно раскладывала все по полочкам. Он был впечатлен тем, насколько быстро она успокоилась и готова была его выслушать. Роман не отрицал, что некоторые люди обладают способностью видеть невидимое, но чувствовал, что в данном случае причина заключалась в том, что она другая.

Роман продолжал рассказывать ей об оборотнях, об их проклятии и об Охотниках. И вот тут ее беспокойство явно возросло. Ему даже не понабилось читать ее мысли, чтобы понять, насколько сильно. Но ничего не поделаешь. На самом деле, если уж на то пошло, страх — естественная реакция, когда имеешь дело с Охотниками.

— Они все это время охотились за оборотнями, — произнесла Эви, смотря на стол и на полупустые тарелки с печеньем и фруктами. — Почем они напали на тебя в кафе?

— Многое внезапно изменилось, — продолжал рассуждать Роман. Он, естественно, задавался тем же вопросом. И к концу ночи над этой проблемой будет работать каждое разумное бессмертное создание, находящееся под его властью. Но сейчас его главной заботой являлась Эви.

— Каковы бы ни были причины, Эви, — сказал он, передавая всю серьезность положения внезапно жестким тоном. — Теперь они, без сомнений, свяжут тебя со мной. Боюсь, я подверг тебя очень большой опасности.

Эви сидела настолько тихо и неподвижно, что Роман слышал, как бьется его собственное сердце. Он непроизвольно вонзил ногти в костяшки пальцев. Она оказалась невероятно прекрасной, царственной и молчаливой, словно мадонна на картине или принцесса. Длинные ресницы отбрасывали тени на щеки, когда она, захваченная собственными мыслями, уставилась на стол.

— Роман, — произнесла Эви, привлекая его внимание одним лишь словом, — ты говорил, что я… не человек. — Теперь она уставилась на него широко раскрытыми глазами цвета меда. И Роману пришлось довольно жестко осадить себя, не перегнуться через стол, не схватить ее и не поцеловать. — Что ты имел в виду?