Шрифт:
— Спасибо, — улыбнулась она. — Теперь я в безопасности.
— Отдыхай, — похлопал я её по плечу. — Пойду проведаю Гайто.
— Ой… Я бы сходила тоже. Но от меня там больше проблем, чем пользы.
— Не надо никуда ходить, Алеф. Просто лежи и восстанавливай силы.
* * *
Возле постели Гайто сидела на стуле Лин. Она закатала рукав обтяжки и почёсывала культю левой руки. Процесс восстановления шёл быстро. У Лин уже был локоть.
— Как он? — кивнул я на тело, закрытое простынёй. На простыне проступили красные пятна в районе шеи.
— Чудовищно, — проворчала Лин. — Смотреть не могу. Тошнит. Даже не представляю, что будет у него с кукухой, когда он всё это переживёт.
По телу под простынёй пробежала судорога. Я заставил себя подойти, отодвинул простыню. Лин быстро отвернулась…
Я её понимал.
Посреди неровно отхваченной холодцом шеи словно бы надулся кровавый пузырь. Но это был не просто пузырь. На нём уже угадывались намётки губ, носа, глаз. Крохотная голова вырастала на месте предыдущей.
— Дерьмо… — прошептал я и поспешил накрыть его обратно.
— Хуже, — отозвалась Лин. — Я тут сижу и думаю. Думаю: а что если это будет уже не он? Что если у него будет другой мозг? Мало ли, что там вообще может оказаться, вместо мозга Гайто.
И, немного помолчав:
— Крейз, мне страшно. Я тут ещё никогда так сильно не боялась.
Глава 37
Алеф была всё ещё очень слаба. Заглянув к себе в комнату, я убедился, что она спит, и вернулся к Гайто.
— Давай подменю, — сказал я.
— Уверен? — посмотрела на меня Лин.
— Угу. Отдохни.
— Если это всё же будет он, и начнёт приходить в сознание, я не представляю, как ты будешь его успокаивать.
— А как бы ты его успокаивала?
— Этого я тоже не представляю…
— Ну вот, видишь. Мы в абсолютно одинаковом положении.
— Ну, не совсем. — Лин встала и странным взглядом посмотрела на накрытое простынёй тело. — Мы с ним были парой месяца два-три.
Я не нашёл, что сказать, и Лин вышла из комнаты. Я сел на её место.
Были парой. С Гайто.
Почему меня это удивляет? Даже не то чтобы удивляет, просто… неприятно. Теперь ясно, почему она так о нём беспокоится, почему ей так тяжело смотреть на его вновь отрастающую голову.
Я привык считать, что Лин нравлюсь я. Такая вот эгоистичная позиция, да уж…
Ладно. В конце концов, это всё совершенно не важно. Важно то, что нам нужно собраться с силами и валить из этого Места Силы. И моя невесть откуда взявшаяся интуиция уверенно шепчет мне, что для этого нужны все.
Я, Алеф, Лин, Сайко и Гайто. С башкой, без башки — не важно.
— Рассказать тебе стишок, Гайто? — спросил я. — Просто тяжело сидеть в тишине рядом с трупом. Без обид, брат.
По телу под простынёй пробежала ещё одна судорога. Похоже, Гайто не очень-то хотел слушать стишок. Ну а с другой стороны — кто их, покойников, спрашивает? Когда отпевают, например?
— Заткнусь, когда попросишь, — пообещал я и, глубоко вдохнув, с выражением продекламировал:
— Когда на смерть идут, — поют, а перед этим можно плакать, ведь самый страшный час в бою — час ожидания атаки…
Никогда бы не подумал, что почувствую себя в праве провести такую параллель.
Я, родившийся больше чем полвека спустя после войны, никогда не служивший в армии, не увлекавшийся историей, чувствовал через время и пространство, из другого мира — странное родство с теми людьми, которые когда-то выполнили приказ и совершили подвиг.
Вряд ли о нас кто-нибудь напишет стихи — ну, разве что стаффы. Но мы всё равно были воинами. Пусть наши силы, наше умение обращаться с оружием — всё пришло откуда-то извне, как и наши странные способности. Но чего у нас не отнять — так это воли выжить вопреки всему и продолжать сражение, даже если надежды на победу нет.
Только надежда есть. Я знаю.
* * *
Ближе к ночи ко мне заглянул Дуайн.
Он остановился в дверях, сунув руки в карманы штанов, и долго смотрел на закрытого простынёй Гайто. Тот уже трясся практически без остановки, и я боялся, что вот-вот он начнёт орать. А учитывая то, что голова будет отрастать явно не один день, орать он будет очень долго и очень страшно. И всё это время кому-то надо будет находиться рядом с ним. В смешной надежде, что благодаря этому он не сойдёт с ума.