Девушка-врач смотрит на нее во все глаза.

– У вас случайно не температура, Даша?
– спрашивает она.
– Откуда здесь может взяться профессор Чижов?..

Но внезапно на ее лице появляется необычайное удивление, и она бросается мимо сестры в приемный покой.

– Господи, - говорит она почти шепотом, - Борис Петрович, вы? Вы?

– Я.
– Чижов всматривается в нее.
– Я, конечно, я. Что-то я вас не припомню, голубушка.

– Была у вас, Борис Петрович, в прошлом году. На трехмесячных... На переквалификации... Какое счастье!
– Врач путается, сама себя перебивает, говорит невпопад.
– И я даже подумать не могла, что здесь... Так далеко... Каким образом?

Чижов усмехается:

– Каким образом - лучше не спрашивайте. Приплыл на плату.
– Он покачал головой.
– А вот волноваться хирургу перед операцией не полагается! Разве я не говорил вам этого? Плохо же учил я вас, молодежь! Пойдемте!..

Чижов и молодой врач в белых халатах склоняются над Катей.

Она без сознания. Глаза закрыты.

Чижов осматривает ее быстро и внимательно.

У дверей - длинный, нелепый, нескладный в белом халате, Нестратов.

Чижов, окончив осмотр, выпрямляется, и все присутствующие, даже Нестратов, не узнают его лица: оно стало тверже, резче обозначились складки у рта. Темные глаза смотрят необыкновенно уверенно, холодно и спокойно.

– В операционную, - коротко говорит он.

Чижов проходит в операционную.

У него даже походка изменилась - прямая, твердая, уверенная.

Дальше каждое слово, произнесенное Чижовым, отрывисто, спокойно, почти лишено интонации.

Профессор подходит к столу, на котором лежит Катя, и, наклонившись, одобрительно кивает.

– Свет!

Мягкий свет заливает операционное поле. Вспыхивает налобная лампа. За спиной Чижова открывается дверь, на носках входит Нестратов в белом халате и маске. Он слышит голос Чижова:

– Скальпель!

Нестратов прижимается к стене. Глаза его испуганны. Блестит сталь инструмента в руке Чижова. Отрывистый голос произносит:

– Зажим... Зажим... Еще зажим!..

Быстрые руки сестры подают инструменты. Вторая сестра сидит на маленькой скамеечке у изголовья Катюши Синцовой, лицо которой восково-бледно. Ресницы плотно сжаты.

Спокойный голос Чижова:

– Пульс?

– 110...

– Трепан!

Мертвая тишина. Характерный сверлящий звук. Нестратов шарит рукой по стене и пятясь выходит из операционной. Голос Чижова:

– Давление?

– 180...

Лицо Кати бледно, спокойно. И вдруг ресницы дрогнули.

Сдавленный голос сестры:

– Больная открывает глаза!

Глаза Чижова блестят над белой маской.

– Как чувствует себя больная?

– Хо-ро-шо...
– голос Кати еще совсем слаб.

– Молодцом... Иглу... Скоро будет прыгать по-прежнему! Ну, вот и все!

Несколько быстрых движений, и Чижов отходит от стола.

Чижов улыбается, и его спокойное, строгое лицо вдруг снова преображается:

– А дружок-то мой убежал? Нервочки!..

Молодой врач бережно помогает снять Катю со стола.

За суетой в операционной никто не замечает, как Чижов выходит.

Чижов и Нестратов стоят на крылечке больницы.

Чижов уже снова похож на лихого путешественника, каким мы его привыкли видеть на плоту.

– Что, Василий Васильевич, - он широко улыбается, - консультировать проекты небось спокойнее, чем резать живых людей?

Нестратов почти нежно обнимает Чижова за плечи.

– Можешь мне говорить теперь все, что угодно. Можешь мне даже говорить "ты". Я проникся к тебе глубоким уважением!

– То-то, - наставительно говорит Чижов.
– Ну а теперь - бежим!

– Как - бежим?
– удивленно смотрит на него Нестратов.

– Бежим, бежим, Василий! А то сейчас спохватятся, начнут меня искать, благодарить, то-се, пятое-десятое, а по мне, - он воровато оглядывается, нет ничего хуже жалких слов. Боюсь до смерти! Бежим! Только вот туфли Александра сниму - жмут невозможно.

Он снимает туфли и, таща все еще растерянного Нестратова за руку, сбегает с крыльца, и оба скрываются за углом.

И в то же мгновение распахиваются двери и на пороге больницы появляются девушка-врач в расстегнутом халате, две сестры, какая-то старушка с градусником в руке.

– Где же он?
– растерянно бормочет девушка-врач.
– Просто чудеса! Борис Петрович!
– кричит она во весь голос.
– Борис Петрович, где вы, отзовитесь!

И все принимаются кричать:

– Борис Петрович! Борис Петрович!