Дом принадлежал настоятелю монастыря – Асури знал, что обычные монахи так не живут. Две-три книжки, ящик с одеждой. Всё. Здесь же было совсем иначе: величие книг и красно-золотое убранство говорили о значительности своего хозяина в этом мире.

Молодой монашек принес несколько овечьих пледов, отвернувшись в ожидании, когда Асури снимет с себя мокрую одежду, накрыл его шалями, подставил низенький стул и бережно усадил профессора. Афа молча и послушно делал все, что ему предложили.

Принесли чай с пиалами на подносе. Юноша ударил кончиком трости о колокольчик, золотой звук разнесся по комнате, и вошел Нат Ринпоче. Поклонившись своему гостю, укутанному в теплые плащи, он сел на циновку рядом с чайным столиком. Налив профессору совсем немного чая, Ринпоче опустил голову на грудь, замер. Афа глотнул – легкий травяной аромат понесся по комнате в открытые окна. Пахло цветами и молоком. Профессор отложил пиалу.

– Спасибо, Ринпоче. Мне очень приятна ваша забота и тепло вашего дома, – начал Асури, а настоятель приподнял голову и улыбнулся. Все его коричневое лицо, разрезанное хаотичными морщинами, благодушно закивало в ответ.

– Мне очень лестно, что вы, господин профессор, мой гость. Но что вас сюда привело? Я не замечал, чтобы ученые вашего института жаловали обители иного познания.

«Иное познание» настоятель как-то подчеркнул, вероятно, хотел показать расстояние между наукой и религиозным сознанием.

– Мой долг, – продолжал Ринпоче, – оказать помощь гостю. Именно поэтому я спросил вас о причине вашего появления здесь, в монастыре.

– История странная, и вам не под силу в ней разобраться, настоятель. Машина дала сбой. Причины мне неизвестны, одно могу сказать: мои коллеги и я очень пострадали. То, что показали по какому-то каналу телевидения, убедило меня в чудовищной ошибке. Одним словом, сейчас я никакой не профессор, а выброшенный за борт цивилизации человек с опасным для общества рейтингом. А вы что-нибудь слышали об этом, уважаемый Нат?

– Нет, ничего не слышал. До меня все слухи, нужные и ненужные, доходят в самый последний момент. Я знаю про рейтинг, конечно, кажется, и у меня он есть – заместитель говорил мне, что в моем телефоне поставили такую программу, которая следит за мной и регистрирует мои поступки. Но мои поступки одни и те же из года в год, я думаю, что программе это неинтересно. Мы с вами почти братья…

– Нет-нет, – возразил Асури. – Сейчас мы даже антиподы, а не братья. Утром я был равен вам, простите, вашему рейтингу. Но за несколько часов мой балл опустился ниже терпимой отметки, и меня выселили из собственного дома… Естественно, отобрали работу, и, как я уже говорил, не только у меня, но и у моих соратников. Вместо них поставили руководить какого-то неотесанного любителя кибернетики, не понимающего смысла работы института.

– Очень хорошо, – улыбнулся Ринпоче. – Оставайтесь в монастыре и продолжайте работать. Если это не опасно для монахов и посетителей.

– Благодарю вас, настоятель, – грустно усмехнулся Афа, опустив голову.

– Вам выделят большую комнату, и вы можете спокойно работать.

Асури внимательно посмотрел на Ната Ринпоче:

– Вы смеетесь, настоятель? Я не кабинетный умозрительный ученый! Все мои исследования носят практический характер. Мне нужен весь институт, а не ваша тихая комната и пение за окном. Я не писатель, уважаемый Нат. Понимаете?

Настоятель снова закивал. Афа подождал, пока монах перестанет кивать и продолжил:

– Если уж я здесь, давайте поговорим о том, в чем вы разбираетесь больше моего… Во всяком случае, иначе. Если позволите, конечно.

Нат Ринпоче отложил свою пиалу, сложил руки под животом и кивнул несколько раз, подтверждая готовность.

– Что такое подсознание, настоятель?

– Ничто. – Ринпоче даже опешил от такого простого вопроса.

– Ничто?! – теперь уже удивился и Асури. – Что это значит – ничто?

– Ничто значит ничто – другого определения нет, господин профессор.

Молчание повисло камнем посреди комнаты. Радушное желание говорить мгновенно исчезло, и теперь озадаченный профессор устало смотрел на настоятеля, пытаясь найти хоть какое-то оправдание такому жесткому ответу. Асури сильно пожалел, что он зашел в монастырь и попытался отвлечь себя медитацией, такой неумелой, но сегодня почему-то крайне желанной. Профессор закрыл глаза и попытался забыть о комнате, о настоятеле, о скульптурках и книгах. Согреться и уйти.

Монах не понял трепетности вопроса, который Асури задавал не из любопытства. За многие годы Афа изучил характер искусственного интеллекта, милого сухаря, чем-то напоминающего профессора Стаевски, который никогда не понимал юмора и был одержим только одним – истиной. «Лотос» задал крайне важный для себя вопрос – о подсознании. Стало быть, не имея алгоритма обращения к изначально пустому огромному банку, машина задалась вопросом, откуда у нее появляются решения. Появляются сами собой – совершенный аппарат не задумывался, он получал ответы сразу без просчета вариантов.