— Материалы для нового номера давно отобраны, Вы Софья Михайловна, их утвердили. И менять всё я не собираюсь, ради вашей воспитательной работы. А ещё я считаю, что Вас не должно касаться чем занимаются ваши сотрудники во внеурочное время. Вы сейчас распекаете меня как начальница, или как мать?

Держит удар Крутилин, его дерзость восхищает и приводит к ощущению внутреннего удовлетворения. И это не просто бравада и словесная баталия с собственной матерью, это характер с заточенным стержнем. А будь его начальником кто-то другой, реакция была бы аналогичной, Андрей не стал бы смиренно терпеть.

— Сбавьте обороты, Андрей Сергеевич, и прекратите метить территорию, как это любил делать ваш отец. Разгульная жизнь до хорошего не доводит.

Самое время прикусить язычок. Я отдалённо посвящена в суть конфликта и знаю как болезненно на него реагирует Андрей, но сейчас лицезрю настоящий эмоциональный взрыв. Пугливо перевожу взгляд, рассматривая обоих Крутилиных, со страхом и вызревающей жалостью к Андрею.

— Не смей меня сравнивать с ним! Я не он, — Андрей меняется в лице, покрываясь красными пятнами от злости и боли на услышанные слова. — Понятно?! Я люблю секс, но не сплю с чужими женщинами, не тяну их против воли себе на кукан и не разрушаю семьи. Если тебе больно смотреть на меня из-за того, что мы внешне с ним похожи, тогда уволь и не мучай ни себя, ни меня.

Отшвыривая кресло, он выпрямляется, гордо расправляя широкие плечи и импульсивно срывая бейдж с нагрудного кармана рубашки, откидывает ненавистную пластиковую карту, которая цокает металлической клипсой пролетая над поверхностью стола.

Не обращая внимания на нас, он размашистым торопливым шагом направляется вперёд — к выходу. Безупречный, гордый, знающий себе цену и не прощающий оскорблений, даже произнесенных родной матерью.

Бесшумно, чтобы не попасть под горячую руку и избежать продолжения ссоры, я выхожу за ним следом в коридор. Иду тенью позади него, подмечая как Андрей сутулится, словно закрываясь и запечатывая внутри себя обиду. Меня посещает странное чувство и я готова наплевать на диссонанс бушующий в душе, и зарыть топор войны.

По мере приближения к курилке, неожиданно впадаю в нервное возбуждение, но отступать не хочу.

— Извини, — всё что я могу из себя выдавить, когда подхожу к Андрею, явственно ощущая ком в горле, завидев холодные глаза Андрея, поблескивающие непонятной влагой. — За гандона и вообще.

— Проехали, — судорожно выдыхает, прикуривая последнюю сигарету из пачки.

— Не хочешь рассказать, что это было такое в кабинете?!

Он лишь молча качает головой и играя желваками, выдаёт всё своё напряжение, не проходящее даже с каждой новой глубокой затяжкой. А мне хочется прижаться к его груди судорожно вздымающейся и забрать часть стресса, который проступает холодной испариной на лбу, и собирается солоноватыми каплями в ложбинке на шее. Уткнуться в неё носом и вдыхать терпкий аромат его туалетной воды.

Зарыв гордость поглубже, лениво шагаю навстречу Андрею, заключая в крепкие объятия не сопротивляющееся тело «друга».

Кругом царит такое оживление, что шкала настроения помимо моей воли ползет вверх. По традиции, любой даже мало-мальский праздник, отмечается в нашей редакции с размахом, с тематической вечеринкой и хорошим загулом после неё вне стен офиса. Оленька за своим несменным рабочим столом выглядит потрясающе: на белокурую завитую в кудри головку одет нимб, из-за спины заметно проглядываются крылышки. В роли ангелочка другого человека и не представить.

— Ксюша, получи распишись, — девушка протягивает три одинокие герберы с «Валентинкой», выступая в роли курьера романтических посланий.

— Опять от Пашки?! — поймав утвердительный кивок, закатываю глаза. — Второй год одно и тоже и знает же, что я не одиночка. Нашёл бы уже себе кого-нибудь более адекватного, чем я.

— Так все уже в курсе, что ты одна. Так что, не удивляйся. А это от меня.

Коробочка с «Макарон» приятно удивляет и в то же время заставляя устыдиться, ведь ответного подарка у меня не приготовлено.

— Олька, спасибо! Но мне так не удобно.

Девушка лишь махнув рукой, принимается смачно расцеловывать меня в обе щеки, оставляя на коже следы розоватого блеска.

— Спасибо не мне. Сестра в декрете заскучала, затеяла домашнюю кондитерку. Пару коробочек вчера у нее нагрела, в качестве процентной ставки за работу нянькой. Ах, да! Зайди к Крутилину. Вы ещё не помирились? — заметив чуть испортившееся моё настроение спрашивает Ольга.

— Андрей ушёл в глухую оборону, не достучаться. Даже статью писали в удаленном режиме. Он у нас умеет держать марку, ничего прорвемся.

Подхватывая презенты, спешу скрыться в кабинете редактора.

— Доброе утро!

— Ты у нас на особом положении? — Крутилин сидит откинувшись на спинку кресла и слегка покачивается, при этом акробатически вращая карандаш между пальцами, приковывая моё внимание к столь виртуозному зрелищу.

— А что приходить на работу за десять минут до начала рабочего дня, а не за час как ты, это и есть особое положение?

Он молчит, но уж лучше бы выговорился. Вместо этого нервно швыряет карандаш в сторону, тот проворно катится, беспрепятственно пересекая всю поверхность стола, сваливается в аккурат к моим ногам.