Это потом Вадим сам меня нашёл, забрал с очередной вечеринки, устроил драку за моё сердце, но скорее за молодое тело. Не рыцарь на белом коне, но и я не прекрасная принцесса. Честно сказать такой подход возымел эффект! За всю жизнь никто не проявлял ко мне такого интереса, не боролся, прав не заявлял, по большей части отказывались, вышвыривали как мусор. А Штрих стал пристанищем для души с замечательным сексуальным бонусом. С тех пор лямку и тянули, он тянул, а я любила. Искренне, сильно, не требуя ничего взамен. Просто не кому мне было прививать модель нормальных отношений выстраиваемых на любви, уважении и заботе. Такой расклад устраивал нас обоих, до сегодняшнего дня.

Возможно мне посчастливилось перерасти и сейчас трезво оценивая ситуацию, я могу выгнать Вадима, остаться одна, найти другой вариант. Могу…. но упорно остаюсь с ним.

В памяти всплывает холодный взгляд Андрея, расплавленной серебристой ртутью проникающей в подсознание даже спустя ночь и расстояние, отравляя ядовитыми парами мысли на тему нашего разговора. Спешно одеваюсь, хочу попасть на работу пораньше и без особо любопытных, и словоохотливых людей поговорить с Крутилиным. Расставить все точки над i.

Не обнаруживаю ключей от машины, зато на тумбочке на помятом стикере коряво написано:

У меня бенз на нуле, взял твою. Вечером заберу тебя с работы. Ок?

«Ок? Чёрт, ещё спрашивает. У кого? У стикера, или машины? И не разбудил же, знал что не дам свой «опелек», — тихо сокрушаюсь себе под нос, вспоминая как однажды с похмелья Вадим разбил бампер, а потом целый месяц деньги на новый искал.

К счастью через Яндекс-такси машинку удается найти быстро и добраться без пробок, кажется жизнь налаживается. В редакции относительно тихо, в нашем крыле по крайней мере. На часах без четверти восемь, Андрей приходит всегда раньше, за редкими случаями когда позволяет себе задержки или отгулы. Но к положенному времени приходит Олька, вежливо поздоровавшись, занимает привычное место.

Суетливые движения выдают её волнение и она из последних сил делает хорошую мину при плохой игре, старательно пряча вымученную улыбку, похожую скорее на спазм мимических мышц, чем на проявление дружелюбия.

— Оль, что у нас сегодня с лицом? — интересуюсь тихим вкрадчивым голосом, чтобы ещё больше не навести страха. — Увлеклась ботоксом и лишилась подвижности рта?

— Всё в порядке. Просто не выспалась.

— Ах, да. У вас же вчера была вылазка в клуб. Крутилин рано уехал? Что-то его ещё нет. Оль, ты не знаешь где Андрей?

Она пожимает плечами, инстинктивно сглатывая рвущиеся на волю ответы на все мои вопросы, запугано тормоша содержимое сумки. Я скучающе подпираю щёку рукой, уперевшись локтем в стойку ресепшена, дожидаясь когда же со мной смогут поговорить не односложными фразами.

Оля долго мешкает, перебирает бумаги, перекладывая их с места на место, поправляет набор канцелярских штучек в подставке, явно создавая видимость занятости и не решаясь перейти к разговору. А тема для разговора несомненно имеется, и думается, мне она не понравится. Я терпеливо жду. Проходит пару минут, но монотонные действия не меняются, лишь сильнее потряхивая бледные руки моего молчаливого собеседника. Потом ещё секунд сто, но дар речи к Ольге не возвращается.

— Где Крутилин? — повторяю вопрос ещё раз, но повысив при этом децибелы. На всяких пожарный случай. А вдруг Оля ушки застудила? Зима всё-таки, а она негодница без шапки всегда.

— Андрея не будет, он написал на отпуск за свой счёт, — блеет так слабо, что мне приходится наклониться вперёд, чтобы среди тихого пожёвывания губами расслышать суть.

— Когда это он успел? — искренне удивляюсь сразу двум вещам: хорошему слуху девушки и чудному поведению нашего редактора. — Он даже не появлялся ещё здесь. Я давно тут его караулю.

— Вчера, — виновато опускает глаза Оля, словно это она повинна в сложившейся ситуации.

— Как вчера?

— Он попросил меня напечатать заявление, а ещё…

Густо покраснев, девушка закусила кончик карандаша, не смея вымолвить больше ни слова. Хорошее воспитание, ангельский характер и абсолютная не конфликтность — были самыми большими плюсами нашего секретаря, но сейчас меня этот набор добродетели дико выводил из себя. Под кожей и без того зудела навязчивая мания преследования в тандеме с манией величия, нашёптывая в оба уха, что Крутилин свалил на зло мне. А если быть точнее, то в качестве наказания за моё возвращение к Штриху.

— Оль, продолжай. Прошу тебя! Я нетерпеливая и утро сегодня у меня не доброе, но это на тебя не распространяется. Чтобы тебя не попросил сделать Крутилин, ты ни причём.

— Он велел мне отдать заявление тебе для того, чтобы ты расписалась за него.

Слишком жалобно пересказывает просьбы Крутилина, шумно вздыхает и принимается разглаживать несуществующие складки на идеально выглаженном жакете. Мельтешит тонкими, музыкальными пальчиками поправляя локоны. Похоже, она сейчас потеряет рассудок от нервного накала. Аккуратно ловлю наманикюренные ноготки, слегка сжимая их, до замирания дыхания у своей коллеги. Заправляю за ухо пряди, что мешают Оле сосредоточиться на мне. И когда проблема устранена, возвращаюсь к выяснению сути.