— Извини, не расслышал, — бурчит он, путаясь в джемпере, а выныривая из горловины, окидывает лукавым взглядом, плохо скрывая в нём свою ложь. — Повтори.

Зазывно глазеет, открыто наслаждаясь моим проколом, терпеливо ожидая ответа.

— Поэтому я с Вадимом, он готов к серьезным отношениям, — мне требуется все мужество, чтобы доступно объясниться. — А ты членистоногий — куда член, туда и ноги.

— Ух, какая потрясающая теория. Сама догадалась, или кто подсказал? Чего ты опять меня цепляешь? Сама выносишь меня за скобки, пренебрегая всем что нас связывает с тобой, — в миг ощетинивается Андрей, видимо мои слова умудрились его задеть за живое. — Выбираешь этого утырка, который кинет тебя через месяц другой, а мне снова утирать твои сопли. Не лезь в мою ширинку, если не хочешь продолжения, я свободный и могу спать с кем хочу, и когда хочу. Меня не переделать. Следи лучше за своим ненаглядным.

— Мне не зачем за ним следить, я уверена в нём.

— О-о-о, теперь даже я уверен в несостоятельности Штриха. За десять дней он ни разу не дал тебе по трусам? — перехватив изумление, которое я не сумела отодрать от своего лица, уронив челюсть почти на пол и расценив по своему усмотрению, Андрей цинично добавляет. — Тогда не веди себя как недотраханная ханжа. Прямо таки смертный грех иметь засосы и расцарапанную спину, — цокает языком, но продолжает зачем-то при мне переодеваться в повседневную одежду.

Я молчу, но делаю это из последних сил и чтобы в край не разозлиться, крутанувшись в кресле, отворачиваюсь к нему спиной. И не потому что боюсь потерять контроль при виде едва одетого тела, а потому что способна от злости расправиться с ним. У нас такими темпами не получится наладить мосты, Андрей ведёт себя как призовой идиот, а я готова его придушить.

— Пожалуйста, сдай мой костюм в химчистку.

Слишком быстро голос становится лилейно ласковым, а через секунду передо мной возникает холодная сталь его глаз, кусающая, до боли холодящая все внутренности, замораживая раскрывающееся навстречу ему запертое естество. Всё слишком запутанно и туманно, чтобы поддаться искушению и откинувшись на подголовник кресла, дотянуться до губ, маячивших на уровне моего лба. Андрей продолжает стоять за спиной, нависая надо мной вниз головой, параллельно поглаживая плечи, на которые слегка опирается.

— Не злись на меня. Ладно? Я знаю, что очень часто бываю мудаком, но ведь ты всё равно меня любишь, а я тебя…

Он не заканчивает фразу, а я зажмуриваюсь сильнее, чтобы сдержать под веками яркие вспышки калейдоскопа, складывающиеся разноцветными пятнами то в зовущие полуоткрытые губы, то в нежные руки, то вовсе в смятые простыни.

Влажное прикосновение к кончику носа отрезвляет меня, высмеивая дурацкие мечтания о поцелуе, настоящем и по-взрослому. Андрей умело возвращает меня с небес на землю и подхватив сумку, убегает из кабинета.

Провожу весь день в сугубо рабочей обстановке, не отвлекаясь ни на кого, если не считать двух получасовых созвонов с Крутилиным и бесконечной переписки с ним же. А ближе к вечеру, когда он пропадает из зоны доступа, я работаю усерднее.

На самом деле, я настолько погружена в материалы, оставленные мне Андреем, что замечаю присутствие постороннего, лишь когда знакомая рука с широким кожаным браслетом плотно сидящем на запястье, захлопывает крышку ноутбука. Поднимаю голову и оказываюсь в плену холодных и обветренных губ. И поцелуй получается вымученным, доставляющим неприятный дискомфорт с контактом потрескавшихся губ. По ощущениям словно ешь киви прямо с кожурой, от которой зудит кожа исцарапанная сухими трещинками, а смачиваясь слюной пощипывает.

— А если бы я не сохранила файл? — оторвавшись от требовательного рта, выдыхаю я.

— Я тебя слишком хорошо знаю, ты сохраняешься после каждого слова.

Довольно резко выдергивает меня из удобного кресла, запирая в объятиях. Вадим разминает мне скованные долгим согнутым состоянием мышцы шеи, а та натужно поскрипывает под пальцами, напоминая что силы в этих руках больше, чем предостаточно, чтобы свернуть позвонки и не дрогнуть. Появившийся секрет может привести именно к таким печальным последствиям, если вдруг до Штриха дойдут мои игрища с Андреем.

Старательно прячу беспокойство и уперевшись ладошками в мокрую «кожанку», отстраняюсь от навязчивой близости.

— Что ты здесь делаешь? И как тебя пустили?

— Слишком много вопросов за раз, — хитро прищуривает один глаз, сканируя моё лицо будто что-то подозревая и надеясь отыскать ложь в мимике. — Я тебя от чего-то отвлёк?

Вопросительно выгибает бровь, заставляя кровь от переизбытка адреналина стучать в висках с особым остервенением. Не понятно, почему дрожу, ведь в никаких противоправных действиях или изменах не замечена. Думать о ласках другого, думала, но измена мысленная, не то же самое что физическая. Кого, я обманываю?

— Нет.

— Почему ты в этом кабинете? Тебя повысили? — произнес с явной издёвкой, схватив за подбородок, не упуская возможности напомнить о своей власти, с нажимом давит на него.

— Скорее наказали, — дёргаю головой, освобождаясь от его пальцев и Вадим не предпринимает очередной попытки запленить моё тело. — Повышение здесь переходит по наследству и впитывается с молоком матери. Так что мне не светит.

— А через постель?

Протягивает руку, чтобы поймать прядь и начать играть с ней, но скорее с моими нервами, натянутыми от предположения, что подняться по карьерной лестнице я могу прыгнув кому надо в койку. Возникает навязчивая до зубного скрежета мысль, что Вадим может быть в курсе моей интимной связи с Андреем.