Я чётко слышу загнанный пульс и не в силах понять кому он принадлежит: моему сердцу рвущемуся навстречу неизбежному или сердцу Андрея, желающему отобрать последние остатки моей воли. Я боюсь такой явно близости, но надеюсь на прыть Крутилина и жду поцелуй….

— Если что-то понадобится, звони, я буду всегда на связи. Ладно?

Он чуть улыбается одним уголком губ, являя на свет свою неизменную сексуальную ямочку, а я не придумываю ничего лучше, как тыкнуть ногтем в щёку, которая по какой-то случайности осталась без впадинки на коже.

— Ты какой-то недоделанный получился, — не получив желаемого поцелуя, расстроенно вздыхаю. — Ямочка только одна.

Мило морщит нос, невольно заставляя меня улыбнуться в ответ. И между нами рушится стена, ну или по крайней мере дает трещину, совсем маленькую, но через которую уже виднеются наши прежние дружеские отношения и я любуюсь ими с ностальгической нежностью. Хотя прекрасно понимаю, что вернуть всё на свои места со стопроцентной точностью невозможно. Тем более, что губы так и манят своей запретностью, от которой моментально пузырится азарт.

— У меня с другими опциями зато всё на уровне.

Андрей выпрямившись, отступает наконец-то в сторону, дав мне возможность вдохнуть полной грудью. Некоторое спавшее напряжение вновь поднимает со дна устаканенного подсознания мутный осадок, оставшийся там с тех пор, как мы попробовали закопать топор войны, но лишь удачно замаскировав его до поры до времени.

Одергиваю саму себя, чтобы смущенной дурочкой не кинуться теребить волосы. Прячу сжатые кулачки в теплых рукавах свитера, неугомонно ковыряя выпущенную петлю, преднамеренно отвлекаясь от разворачивающегося зрелища.

Ловкие пальцы расстёгивают одну пуговицу за другой, ослабляют узел галстука и не развязывая его полностью, Андрей снимает через голову постоянный элемент делового костюма.

— Отвернись, — жестом показывает, что мне нужно проявить воспитанность, ну или хотя бы для виду смутиться.

— Че-го я у тебя там не видела?

Не собираюсь отворачиваться и пропускать стриптиз, завороженно наблюдая за неторопливыми движениями стаскивающих с крепкого тела одежду, демонстрируя широкие плечи и ключицы усыпанные засосами и следами бурно проведенной ночи. В этом весь он: без тени сомнения, без малейшей попытки смыть с лица откровенное себялюбие, Андрей бахвалится передо мной и неминуемо входит в раж, заметив как я рассматриваю красноватые отметины «ночных подвигов».

— Это была промо акция, дальше уже за деньги, — отворачивается, чтобы после мимолётно посмотреть на меня через плечо, подмечая изменения моего лица. — Что не так?

— Сколько надо было заплатить, чтобы так спину тебе исполосовать?

От лопаток до пояса убегают параллельные багровые борозды, немые свидетели страсти, с которой девичьи ноготки терзали кожу Крутилина, превращая её в высоко-художественную картину похоти. Эти полосы лишний раз доказывают какой Андрей сексуально активный бабник и виртуоз в постели.

Не нужно даже воочию видеть, чтобы догадаться, как Андрей упивается своим превосходством и бессовестно возводит себя в ранг «самого лучшего любовника». Я буквально чувствую гордыню, исходящую от него горячими волнами, прошибая в пот. А вот во мне бушует торнадо, неистово вращая всевозможные чувства: жалость к себе, и отвращение к той женщине, которая изнывая, выцарапывала доказательства.

— Я не шлюха, чтобы мне платили за секс. И уж тем более совсем невиноват, что я «чёрт возьми — чудо» по части секса. Тебе ли не знать.

Искоса поглядывает и кривит губы в язвительной усмешке, пронзая меня насквозь своим высокомерием. Этому «пахарю-трахарю» даже и не нужно стирать пыль с медали за половые достижения, её до блеска готовы вылизывать девушки, которых он приманивает и искушает своим шармом. Надо отдать должное он в ответ всегда одаривает партнёршу полным удовлетворением. И да, в этом Андрей прав, я осведомлена прекрасно, как Крутилин умеет любить и выкладываться по полной, наверно это больше всего и злит.

— В городе скоро не останется женского населения, неопробованного тобой.

Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, ощутив в груди слепящую боль, накатившую то ли от ревности, то ли от того, что занимаю место в списке личных побед Крутилина.

— Не переживай ты так за меня. Я один никогда не останусь. Вокруг много желающих, спрос рождает предложение, — извиняюще улыбается, а после ехидно упоминает о Вадиме. — Это тебе хватает одного Штриха, а я не создан для моногамных отношений.

— Поэтому-то я и с ним, — совсем невзначай вырывается никому не нужное откровение и я не успеваю прикусить язык, мысленно ругая за отсутствие связи между собственными мозгом и речевым аппаратом. Это главный мой недостаток — что-то ляпать и только потом думать.