В следующий раз Рей проснулся от того, что его разбудила вспышка фотоаппарата. Потом еще, и послышался гомон и ругань. Он открыл глаза и увидел, как в палату рвутся репортеры, самые наглые делали снимки Рея на больничной койке, а медсестры и доктор Келлер пытались их выдворить. Но в итоге самого настырного Келлер вышвырнул из палаты, наградив увесистой оплеухой. Только потом все затихло. Рей лежал, безучастно глядя на свои ноги и прокручивая в голове все последние разговоры.

Обычно совершенно спокойный, сейчас Келлер был в бешенстве. Он подозревал, что информацию о нахождении Рея мог слить кто-то из сотрудников, а пока без малейших зазрений совести выкинул этих стервятников, одному успев разбить камеру.

Только когда спокойствие в отделении и у него на душе, насколько это возможно, были восстановлены, он вернулся в палату.

– Рей, я прошу прощения! Мне очень-очень жаль, что так вышло, – он подошёл ближе к кровати. – Вы не пострадали?

Рей посмотрел на него и покачал головой.

– Все нормально, – бесстрастно ответил он. – Им просто любопытно, как всегда.

– Мы больше не допустим, чтобы они проникли в вашу палату! – пообещал Келлер, проверяя показатели. – Вам надо поесть, – добавил он и, едва это сказал, в палату вошли Тони и Моника с сумками.

– А если не хочется? – спросил Рей, честно признавшись, что аппетита у него нет. Ни к еде, ни к жизни вообще. Он с сожалением посмотрел на Тони и Монику.

– Надо, детка, – Тони присел рядом и поцеловал его в лоб. – Тебе сейчас надо очень-очень много сил, чтобы выздороветь, – напомнил он, а Моника пока доставала контейнер с бульоном на индейке. Там было немножко домашней лапши.

– А может и не надо выздоравливать? – спросил Рей. – Кому я теперь нужен? У матери нет сына, в балете тем более никому не нужен. Еще с этим видео…

– Рей, ты чего? – Тони ошарашено распахнул глаза. – А мы? На нас тебе совсем наплевать? Мы любим тебя!

Они и так вчера весь вечер с Моникой корили себя за то, что не заметили всех тревожных звоночков.

– Ну поплачете, потом забудете. У вас своя жизнь должна быть, а не меня нянчить, – ответил он.

– Ему, пожалуй, надо будет поговорить с психологом, – решил Келлер. – Это нормально сейчас для него, просто защитная реакция психики.

Только на это ребятам и оставалось надеяться.

– И все же, умирать от голода как-то слишком уж тоскливо, – с напускной веселостью сказал Тони. – Давай по чуть-чуть. Съешь ложечку за меня? – он поднес ее к губам Рея.

Рей глядел на друга совершенно потухшими глазами, но потом послушно раскрыл рот. За Тони он мог проглотить ложечку.

– А теперь за меня, – улыбнулась Моника, погладив его по щеке.

С утра они с Тони договорились, что будут держать лицо при Рее, как бы тяжело не было.

Рей вздохнул, проглотил бульон и послушно открыл рот еще раз.

– Вы так всех будете перечислять? – спросил он, облизнув губы.

– Обязательно, и не по одному кругу, пока ты не съешь хотя бы половину, – заверил его Тони, а Моника дала ему откусить от свежайшей булочки, которую они сами испекли.

Келлер не успел остановить ее.

– На будущее, никакого свежего белого хлеба, – предупредил он. – Пока Рей лежит, и желудок не адаптирован. Ржаной цельнозерновой подсушенный хлеб и только, – он забрал у нее булочку. – А это я могу сам съесть.

– Ой, хорошо! Прости, котик, – Моника виновато посмотрела на Рея. – К вечеру будет тебе самый вкусный цельнозерновой сухарик, а пока ешь суп. Угощайтесь, доктор, – она передала Келлеру бумажный пакет с булочками.

– Спасибо. – Келлер улыбнулся, забрав пакет. – Ладно, оставлю вас. Попробуйте покормить порционно. Съест чуть-чуть, через полчаса еще немного, – посоветовал он.

– Хорошо, доктор, так и сделаем, – пообещал Тони и поднес к губам Рея ещё ложечку. – Неужели тебе совсем не нравится?

– Бульон как бульон, – слабым движением Рей пожал плечами. Он знал, что Тони готовит вкусно, но сейчас вкуса не чувствовал. – Прости.

– Не извиняйся, – Тони вздохнул. У него сердце разрывалось, но как вернуть другу вкус к жизни, просто не представлял, поэтому продолжил просто кормить Рея.

Много тот все равно съесть не смог и скоро замотал головой.

– Тошнить начинает, – сказал он, проглотив еще ложку.

– Ну хорошо, – сдался Тони. – Тогда через полчасика ещё немного, – он отдал контейнер Монике, чтобы она его закрыла, и суп не остывал. – Болит что-то, детка?