Человек говорил будто бы для себя, но я счел уместным отозваться на его реплики.

«Отлично, коллега, — бодро сообщил я, — с чего начнем?»

Я рассчитывал, что он отведет меня в лабораторию и предложит рассмотреть новые образцы, однако я круто ошибся.

«Сегодня вечером запланирована показательная казнь, — поделился он, — с нее и начнем, Прохор Степанович!»

Я подумал, что это такое сленговое выражение, означающее какую-нибудь планерку или общее собрание, и с готовностью выразил желание немедленно принять в ней участие. Я до сих пор сомневался, что мне так легко удалось проникнуть в секретную лабораторию и ждал подвоха. Коллега неожиданно весело засмеялся.

«Экий вы нетерпеливый, Прохор! Впрочем, молодые все горячие и стремительные. Эх, в какое время мы живем, Прохор! Время перемен и открытий, время научного прогресса, исследований и разработок, великих свершений и созидания!»

Мне казалось, я уже жил в какое-то подобное время, очень давно. Тогда тоже все стремились к созиданию и прогрессу. Я не стал спорить с энтузиастом и вопросительно уставился на коллегу, ожидая уточнений про показательную казнь.

«Мне наверно нужно как-то подготовиться? Собрать материалы или подготовить доклад? — изо всех сил кривлялся я, не до конца понимая в какой именно области проводятся упомянутые исследования и разработки.

Как оказалось, ничего такого готовить мне было не нужно. В мои обязанности входило содержать в чистоте приемные боксы.

«Вот как, — отрешенно думал я, спускаясь в подвал следом за своим восторженным коллегой, — я наивно рассчитывал, что со своей квалификацией удостоюсь чего — то поинтересней мытья горшков»

Приемные боксы занимали внушительную территорию, но выглядели относительно чисто. Мне вменялось в обязанности замывать кровь после необходимых процедур. Выразив незамысловатое пожелание созидать и прогрессировать, коллега в ободранных штанах покинул меня, аккуратно прикрыв за собой дверь.

«Что я тут делаю? — топорщилась неотвязная мысль, — вместо того, чтобы искать Варвара, я ликвидирую последствия необходимых процедур в полутемном подвале.»

К слову, все, что мне приходило на память в связи с моей новой работой, так или иначе имело отношение к невеселой процедуре вскрытия трупов. В боксе все говорило за то, что научные созидатели и творцы разделывали тут туши тварей, отловленных в городе или в поселках. Недаром же были упомянуты новые поступления.

На протяжении нескольких дней мне так и не пришлось проявить себя гениальным уборщиком. Никаких трупов в боксе не разделывали, никакие образцы не привозили, и к окончанию очередного рабочего дня я начал откровенно скучать в одиночестве. Мою тоску развеял вновь появившийся научный руководитель. У него было очень необычное имя, которое даже в мыслях звучало как заклинание. Его звали Персострат Даздрасмыгдович. Я по возможности избегал обращаться к нему по имени-отчеству, опасаясь вызвать сатану.

«Прохор Степанович! — с ноткой торжественности проговорил он, — я приглашаю вас на первое в вашей карьере заседание. Вы просто обязаны проявить себя как преданный и верный сторонник общего великого дела. Я очень рассчитываю, что молодые и перспективные кадры не посрамят наше страдающее отечество.»

От пафосности фраз сводило скулы, но в глазах Персострата Даздрасмыгдовича горел фанатичный огонь, сопротивляться которому, значило навлечь на свою голову многие проблемы.

Я послушно отложил швабру и аккуратно повесив халат на торчащий в стене гвоздь, двинулся следом за коллегой. Заседания в моей карьере уже случались, я с грустью вспомнил долгие посиделки в просторном светлом кабинете своего прежнего руководителя, но привычно не стал спорить с любезным Персостратом Даздрасмыгдовичем.

Темой сегодняшнего заседания продолжала оставаться самая животрепещущая из всех тем десятилетия. В огромном зале, выдержанном в самых строгих традициях интерьерных решений, собралось не меньше полутысячи слушателей. В самом конце зала красовалась внушительного вида трибуна, задрапированная серой тканью. Именно с нее предполагалось вещать выступающим на заседании. Я с интересом прослушал первую речь, впрочем, не узнав из нее ничего нового. После прозвучал следующий оратор, потом еще один. Они все толклись в одних и тех же фразах, виртуозно меняя их порядок и вызывая во мне легкое состояние полудремы. Я так ничего и не узнал про отловленных бедняг и это расстраивало меня больше всего. Наконец, на трибуну выполз незабвенный Прерсострат.

«Коллеги! Друзья! Соратники! — начал проникновенно он, а я невольно провел рукой по заднему карману штанов, отыскивая маузер. — мы вынуждены пересмотреть принятые ранее обязательства и цели. Народ озлоблен и требует доказательства нашей борьбы с тварями и обращенными. В нашу первоначальную задачу входила разработка фармацевтического средства борьбы, однако мы вынуждены признать поражение. Разработка неэффективна, твари множатся и угрожают спокойствию граждан. Мы должны успокоить народ, коллеги. Именно поэтому мы вынуждены пойти на крайние меры!»

В таком ключе румяный доктор вещал еще с полчаса, а когда все в зале начали откровенно зевать, он пригласил всех на закрытый двор. Сидящие в зале оживились и мерно бормоча что-то между собой, торопливо двинулись к выходу.

Закрытый двор располагался за зданием лаборатории, был огорожен со всех сторон непроницаемым забором и имел вид огромного колодца. Хлынувшую во двор толпу поджидала крытая повозка, имеющая сходство с автобусом. Я успел подумать, что все желающие никак не поместятся в этот вид транспорта, куда бы он ни направлялся. Однако в его задачу и не входило перевозить гудящую толпу. Автобус затарахтел движком и медленно покатился к распахнутым настежь воротам, увлекая за собой оживленных людей. Куда направлялся автобус и что он перевозил в своем гудящем нутре, для меня оставалось загадкой, а спрашивать о том у своих коллег я посчитал неуместным. Мы некоторое время скорбно тащились за колесницей, пока она наконец не привела нас к просторной площади, битком забитой любопытными. По периметру были расставлены бойцы охраны, сдерживающие натиск и высматривающие появление диких тварей. Я с великим изумлением натолкнулся взглядом на странное сооружение, нелепо торчащее посредине площади. Сооружение представляло собой грубо сколоченный помост, украшенный невысоким, но широким бревном, закрепленным вертикально. У меня мелькнула мысль, что сейчас я стану свидетелем красочного шоу, вероятно демонстрирующего расправу над дикими тварями, в исполнении местных актеров. По-другому я никак не мог себе объяснить подобную декорацию. Мой интерес возрос, и я протиснулся к самому краю импровизированной сцены.