«Приступайте, любезный, — холодно проговорил мне Свиридов, отходя на полшага.»

Мое лекарство было рассчитано на преображение тварей, и к людям не имело никакого отношения. То, что передо мной был незараженный, я понял это с первого взгляда, и покачал головой, идя в отказ.

«Приступайте! — прикрикнул Свиридов, незаметно кивая присутствующим лаборантам»

Я глубоко вздохнул и ввел препарат вошедшему, перебирая в голове все возможные последствия. Человек безразлично отошел назад, получив дозу и замер, ожидая распоряжений.

«Каково время воздействия вашей разработки? — бросил Свиридов, не сводя глаз с испытуемого.»

«На вторые сутки к нему вернется пропорциональное строение, исчезнет агрессия, а еще через пару дней возможно проявится интеллект, — издевательски произнес я, понимая, что никакого отношения к возрождению человеческой популяции данный эксперимент не имеет.

«Я спрашиваю вас о втором компоненте, внедренном вами дополнительно, — зло уточнил Иван Иванович, уловив мою интонацию.

«Этого я не знаю, — честно признался я, — препарат должен пройти несколько стадий проверки, и прежде всего на тва…»

«Я не спрашивал у вас подробностей, Моськин! — совершенно нехарактерно рявкнул Иван Иванович, обрывая меня на полуслове. Ваше дело состряпать зелье, и не афишировать его назначение!»

Я послушно замолчал, наблюдая за испытуемым. По моим подсчетам, она не должна была навредить незараженному, однако всегда присутствует элемент риска. Мужик продолжал стоять неподвижно еще некоторое время, прислушиваясь к внутренним ощущениям, и вдруг резко вытянувшись, протяжно взвизгнул, имитируя крик твари. Свиридов вздрогнул и вопросительно посмотрел в мою сторону. Я пожал плечами, не зная, как прокомментировать увиденное. Возможно, сейчас с ним произойдет обратная реакция, и превратит его в дикую тварь, а возможно, он просто умрет от непроверенного препарата. Мужик решил придерживаться второй версии и, взвизгнув еще раз, тяжело рухнул на пол и затих. Я рванулся к лежащему телу, тщетно отыскивая пульс, однако до конца провести анализ состояния пациента мне не удалось. Озверевший Свиридов грубо отбросил меня ногой и сделав знак лаборантам, распахнул дверь темницы.

«Утилизируйте его! — приказал он и, повернувшись ко мне, отчетливо заявил. — вы убили его, Моськин. Вы сделали это на глазах пятерых свидетелей. И вы за это ответите!»

Глава 11.

Своей вины я не отрицал, поскольку, пойдя на поводу одержимых фанатиков, нарушил все принятые нормы и правила, стремясь доказать свою гениальность.

По окончании страшного опыта, Свиридов вытолкал меня за дверь и уничтожив все следы преступления, поволок меня обратно в лабораторию. Я был уверен, что цугундер неизбежен, однако Иван Иванович и не думал ставить в известность власти и руководство. Его лютая злоба была вызвана моей неумелостью и провальными результатами.

«Отныне Моськин, вы не имеете права покидать эту лабораторию, пока не предоставите мне нормального препарата, способного сохранить популяцию, а не косить ее! — прошипел руководитель и развернувшись, вызывающе хлопнул дверью, закрывая ее на все замки.

Я конечно мог поспорить с любезным миротворцем, что руководствовался прямо поставленными задачами, и придерживался именно тех целей, что озвучил мне господин Свиридов. То, что он решил изменить ход эксперимента, не поставив меня в известность, никак не доказывало мою вину, ту, которую он увидел в моих действиях. Однако все эти соображения я мог сколько угодно повторять самому себе, поскольку господин Свиридов не желал слушать покаянные речи.

Обновив данные, я потерянно уставился на аккуратно расставленные ингредиенты. Создавать преступный препарат в мои планы не входило, и я решительно отказывался принимать участие в чудовищном эксперименте. По всему получалось, что в задачу центра ставилось обеспечить поголовно все население новой суперспособностью выполнять команды, не раздумывая и не анализируя. Под гуманной личиной избавления от напасти процедуре подвергались все, вне зависимости от состояния и настроения. Пока я ставил перед собой высокие задачи саботажа, в проеме двери снова замаячила устрашающая фигура Ивана Ивановича.

«Забыл вас предупредить, — знакомым елейным голоском изрек он, — пока вы работаете над обновленным зельем, ваш маленький друг продолжает трудиться на благо здравоохранения. И не важно, что он не приносит никакой практической пользы и только расходует бюджет. Но как только вы, мой дорогой, сворачиваете научную деятельность, милейший Евгений Викторович навсегда прощается с нами. Не думаю, что эта новость вас слишком шокировала, но я не люблю недосказанностей. Всего доброго, Прохор Степанович, удачной работы!»

Новость меня не шокировала. К чему-то подобному я был готов и хорошо понимал, что все мои революционные мысли останутся всего лишь мыслями.

Мой браслет был надежно спрятан в архивах центра, и лишал меня возможности связаться с Женькой. Впрочем, думаю, что у всех сотрудников был весьма ограниченный доступ к внешнему миру, учитывая специфику заведения. Своему непосредственному руководству я тоже не мог послать весточку, сидя в совершенной изоляции целые дни. К слову, по окончании рабочего дня я продолжал оставаться в лаборатории, получая через небольшое окошко горсть концентрата в качестве суточного пайка. Начальство навещало меня само, причем находило для посещений самое разнообразное время, не придерживаясь графика. Я старательно торчал над пробирками, пытаясь вывести универсальное противоядие, не вызывая настороженности и демонстрируя полную готовность к сотрудничеству. Идиллия длилась до того дня, пока в моей голове не появилась любопытная идея. Сначала я не принял ее всерьез и только посмеивался, озвучивая ее раз за разом и не видя в ней практического смысла. Спустя несколько дней она перестала казаться мне глупой, а еще через сутки я разглядел в ней рациональное зерно.