За разговорами мы добрались до избушки добросердечного горожанина, а я снова повторил свою просьбу. Во мне проснулся научный азарт, к тому же мне действительно было любопытно посмотреть на пациента.

Мужик коротко вздохнул и повернул в сторону соседнего домика.

«Эй, хозяюшка! — окликнул он, бесцеремонно вламываясь в открытую дверь, — Как твой мужик? Жив еще, или помер?»

Я уже отвык от изысканности манер и нравов местных граждан и только усмехнулся, когда на столь искреннее внимание из окна высунулась заспанная тетка, обмотанная множеством платков.

«Да жив! — радостно оповестила она, — в одной поре. Лежит и дрожит. А как ему не дрожать, когда от собственной шкуры одни лохмотья остались, будь неладны эти зверюги!»

Я протиснулся в полутемное помещение и на вопросительные взгляды хозяюшки попросил взглянуть на больного.

«Возможно, я смогу ему помочь», — пробормотал я и услышал в ответ:

«Да то вряд ли, сударь! Ему уж никто не поможет. Само провидение отвернулось от нас!» — привычно заголосила тетка, легко впадая в состояние теток-плакальщиц.

Перестав слушать недалекую горожанку, я смело шагнул в комнату и разглядел изрядно покалеченного пациента. Его увечья чем-то напоминали раны Богши, но были глубже и запущеннее.

«Приложил бы ты столько усилий, чтобы спасти Богшу, а не Женьку?» — прозвучал в голове скрипучий старческий голос, и я решительно откинул тяжелое одеяло раненого. В моих карманах сохранились запасы лечебных растений, и я попросил хозяйку вскипятить мне воды. Пока я возился с приготовлениями, больной лежал в беспамятстве, только время от времени тяжело вздыхая. Когда месиво из травы было готово, я повторил знакомые процедуры, обмазывая глубокие раны и повторяя про себя заклинания, слышанные от целительницы. Раны не спешили затягиваться, и мои усилия ни к чему не приводили. Силы таяли, а горожане, с любопытством наблюдающие за мной, только качали головами, убеждаясь в собственных словах. Бессонная ночь, лесные блуждания и мое несвоевременное вмешательство в частную жизнь чужих мне людей рождали во мне досаду на самого себя. «Ну что ты за человек? — раздался в голове голос Женьки, — Что с тобой не так?»

И словно по команде вместо обросшего заскорузлого мужика я увидел на кровати худого израненного Женьку, и в моих жилах заструился огонь. Я обхватил ладонями тощую фигуру и вкладывая в интонацию всю убежденность, забормотал те самые молитвы и просьбы, что подняли на ноги Богшу. Я не могу сказать с уверенностью, сколько времени я провел за околонаучными процедурами, впадая в состояние отрешенности и анабиоза. К реальности меня вернули изумленно недоверчивые вопли собравшихся поглазеть на мои манипуляции. Я открыл глаза и уставился на ровную, здоровую, но невозможно грязную кожу лежащего передо мной высокого жилистого мужика. Тот изумленно пялил вполне осмысленные мутноватые глазки на своего врачевателя и мотал головой, отказываясь верить в свое исцеление.

«Ох, ты ж, ну надо же! — заполошно верещала тетка, тоже не до конца осознав радостный финал, — вот ведь, как же так?»

Ее интонация никак не давала полной картины охвативших ее эмоций. В какой-то момент мне показалось, что она разочарована результатом и с большей охотой продолжила бы причитания над растерзанным умирающим супругом. От приложенных усилий у меня кружилась голова и подкашивались ноги, но я нашел в себе силы поинтересоваться у исцеленного:

«Как вы себя чувствуете?»

Мой голос звучал привычно, негромко и мягко, однако мужик резко вскинулся на кровати и, вонзив в меня кривой тонкий палец, истошно заголосил:

«Тварь! Помогите! Дикая тварь!!»

Его вопль был подхвачен всеми присутствующими, и дополнен новыми нюансами. Тот самый мужик в тулупе, что любезно согласился предоставить мне ночлег и внимательно следивший за моими движениями во время реанимационных мероприятий, подключился к общему хору и рявкнул:

«Это колдун! Бейте его!»

Сговорчивых нордсвиллцев не нужно было уговаривать дважды. Хозяюшка ловко двинула мне под ребра трудовым крестьянским кулаком, открыв дорогу остальным, и мне с большим трудом удалось выскользнуть на улицу, уворачиваясь от пинков.

Я несся по пустым дорогам и давал себе самые страшные клятвы никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в чужие дела и, самое главное, никому не оказывать разного рода помощь. Особенно тем, кто в ней не слишком нуждается.

«Что с тобой не так, Тихон?»— рефреном звучал в голове голос Женьки, и я был склонен согласиться с его риторическими высказываниями.

Глава 28.

Мне снилась Настя, моя давняя подружка, хитрая и продуманная, решившая однажды переиграть меня на моем же поле. У нее тогда мало что получилось из задуманной махинации, нам пришлось расстаться, но время от времени я вспоминал ее милое личико и иногда видел ее во сне. Она целовала меня, уговаривая начать все сначала, а я только мотал головой, уворачиваясь от слюнявых поцелуев.

«Довольно, Анастасия! — пробормотал я и открыл глаза. Надо мной нависала мохнатая серая морда и с видимым любопытством тыкалась мокрым носом в мои губы. От неожиданности я зажмурился, а когда снова открыл глаза, морда переместилась вбок и приняла облик огромного серого хищника, терпеливо ожидающего моего пробуждения. В один миг в моей голове воскресли события прошлого дня. Спасаясь в который раз от разъяренных горожан, я не придумал ничего лучше, как укрыться в диком лесу, еще не до конца выяснив собственные предпочтения. Что для меня выглядело более привлекательно — быть растерзанным озлобленными нордсвиллцами или дикими стаями серых? Выбрав второй вариант, я ловко нырнул в непролазные заросли, и, оставив позади гневные вопли, обессиленно рухнул в сухие кусты. Проспав до середины следующего дня и оставшись целым, я был разбужен серым хищником, почтительно сидевшим в шаге от меня. Дождавшись моего возвращения в мир реальности, он коротко взрыкнул и скрылся в густых переплетениях веток. Я основательно продрог и безумно хотел жрать, однако возвращаться в негостеприимный Нордсвилл решил не торопиться. В моей голове еще барахтались слабенькие идеи возвращения в мой привычный мир, с группами реагирования, другими тварями, угрозой ареста и моим Женькой. Последнее обстоятельство выглядело наиболее весомой причиной возвращения, и я решил рискнуть. Военная техника возможно не до конца распалась на составляющие элементы и все еще ждала моего внимания. С этой обнадеживающей мыслью я поднялся на ноги и, запахнув остатки синтетический куртки, двинулся вглубь леса. Я шел по наитию, руководствуясь подсказками внутреннего голоса, поскольку, даже приблизительно не имел представления, где сейчас нахожусь.