«Не дольше, Настя, — заявил он, — я не знаток детской психологии.»

Настя очень серьезно кивнула и пообещала, что уже завтра Сони тут не будет. Отвратительно пугающие своим названием группы надзора были созданы в период эпидемии как раз для таких случаев и собирали под свое крыло детей разных возрастов. Тихон, послушав подробный отчет об условиях набора в группы, еще раз напомнил Насте о паре суток и, пожелав удачного дня, грустно обернулся к Женьке.

«Что делать, приятель, — покаянно пробормотал он, — мне приходиться соблюдать эти чертовы условности и правила, иначе я не могу. К тому же жить в человеческих условиях куда предпочтительней ночевок в оврагах»

Женька решил никак не комментировать такое расплывчатое объяснение, переключив все внимание на нечаянную подопечную.

«Привет, — кивнул он девчушке, продолжавшей неподвижно стоять в дверях. — давай знакомиться. Ты — Соня, твоего нового няньку зовут Прохор, а я Женя и не имею к процессу воспитания никакого отношения!»

Соня никак не отреагировала на Женькины приветствия и неловко протиснулась в гостиную. В ее поведении, жестах и мимике присутствовала та самая скованность, которая громче всяких слов говорила об одиноком житье, об отсутствии навыков общения и целом списке комплексов, терзающих заторможенную воспитанницу.

«Присядь, Соня», — вспомнил о возложенных обязанностях Прохор и решил продемонстрировать опекунское мастерство. Девочка неловко опустилась на край антикварного дивана, выполненного в стиле барокко, и снова замерла.

«Очень удобная воспитанница, — тут же подумал Женька, — во всяком случае, нам не придется ломать голову, чем ее занять до прихода матери.»

Суперсекретная лаборатория, где трудилась неугомонная Настя, видимо, имела ненормированный график, поскольку ни вечером, ни с наступлением ночи Анастасия так и не появилась, а Тихон заметно занервничал.

«Настя оформляет ребенка в группу надзора, — заявил он, больше обращаясь к самому себе, — как раз после окончания рабочего дня, раньше, видимо никак не получалось»

Пока Тихон присматривал за девочкой, Женька с любопытством наблюдал за Тихоном и не переставлял удивляться пышной палитре эмоций, то и дело возникающих на утонченном лице.

«Что не так с этой девочкой? — озадачился однажды нянька, оставив подопечную на произвол судьбы и поднявшись наверх, — она сидит неподвижно третий час подряд и не похоже, чтобы у нее в планах было что-то круто поменять. Я не смог выжать из нее ни слова, хоть и очень старался. Женя, расскажи мне, где я ошибся?»

Женька с удовольствием рассказал бы, что недальновидный брат ошибся в тот момент, когда согласился присматривать за Соней, но поглядев на его потерянную рожу, только пожал плечами.

«Как бы ты чувствовал себя в компании незнакомых людей, если бы тебе было семь, и ты был бы девчонкой?» — справедливо поинтересовался Женька, в тайне не разделяя собственных объяснений. Он еще помнил свою собственную дочку, без особого стеснения врывавшуюся к Женьке в самые неподходящие моменты и забрасывающую терпеливого отца лавиной вопросов, пожеланий и предложений. Впрочем, убеждал он себя, все дело в характере. Вероятно, несчастная Соня просто не знает, как поддержать светскую беседу, по причине застенчивости.

Когда ветреная Анастасия не явилась к следующему утру, Тихон основательно напрягся, а к обеду был готов оставить свой пост, наплевав на приличия и воспитание. Соня продолжала зависать, не двигаясь с места, и не желая издавать любые звуки. На все попытки Тихона впихнуть в упрямую барышню ложку разведенной химической бурды, она только крепче стискивала зубы и ожидаемо шла в отказ.

«Пойдем, Женька, — заявил Тихон на исходе вторых суток, — свою миссию я выполнил. А Соня, обладая такими суперспособностями, вполне просидит еще черт знает сколько времени, без особого вреда для организма.»

Девочка внимательно слушала гневную отповедь Тихона и продолжала сохранять выбранную однажды позу и завидную невозмутимость. Женька уже давно готов был оставить загадочную обитель, поэтому без вопросов двинулся на выход, припоминая про себя озвученную Настей кодовую комбинацию выхода. Однако, стоило Женьке приоткрыть входную дверь, как тут же до них донесся негромкий гул, в котором обновленный Тихон отчетливо расслышал обрывки разговора. В беседе речь шла о гражданке Анастасии Алексеевне, а точнее, об ее постояльце, полулегально поселившимся в ее казенных апартаментах. Негромкая беседа не позволяла уловить все нюансы, однако одно было предельно ясно — нежданные визитеры отчаянно желали видеть несговорчивого ученого, и какую роль в этом сыграла Настя, оставалось невыясненным. Тихон мышью шмыгнул обратно в квартиру, увлекая за собой Женьку и вопросительно уставился на приятеля.

«Что будем делать, друг Женя? — едва слышно проговорил он, — милая Настенька необдуманно проявила сострадание, а возможно, сделала это вполне сознательно, но в любом случае, по мою душу сейчас поднимаются важные и значимые, кем бы они не были. Решай быстро, дружище, что будем делать? С моей биографией мы живо обеспечим Анастасии Алексеевне почетное место в неуютных стенах цугундера, или же посодействуем росту ее карьеры. Все зависит от поставленных ей целей.»

Впрочем, при обсуждении с Женькой подобных вопросов, ответ был очевиден и без длительных прений. Тихон, интуитивно почуяв согласие на побег, рванул вглубь огромной гостиной, и, повинуясь порыву, сгреб в охапку заторможенную Соню, никак не проявившую эмоций по поводу такого грубого вмешательства в ее неподвижность. Через пару минут все трое уже взбирались по непрочной железной лесенке, ведущей на чердак. Женька был уверен, что их спонтанные перемещения быстро станут достоянием гласности, и в любом случае важные и значимые сообразят, что квартира была обитаема минуту назад. Опасения, к счастью, не оправдались, и вскоре они галопом неслись по железной крыше, изредка притормаживая и отыскивая пути отступления. Такие пути обнаружились в самом краю невозможно длинной многоэтажки, протянувшейся через всю улицу. Тихон ловко скатился по похожей лестнице, крепко прижимая к себе невесомое Сонино тельце, а Женька без затей спрыгнул вниз, минуя скучные приспособления. Когда все трое оказались на пустынной улице, а бушующий в венах адреналин немного угас, Женька с любопытством поинтересовался, что дальше намерен делать его чрезмерно чувствительный брат.