– Значит, в Бате ты видел...
– подсказал Габриэль.

– Видел нашу хозяйку, - продолжал подпасок, - она с солдатом гуляла. Шли они рядышком да все ближе придвигались друг к дружке. А потом пошли под ручку, ну совсем как влюбленная парочка. Апчхи!.. Как влюбленная парочка... Чхи-чхи!.. Влюбленная парочка...
– Тут он потерял нить рассказа и совсем задохнулся; потом стал растерянно водить глазами по полю, собираясь с мыслями.
– Ну, да, видел я нашу хозяйку с солдатом... Апчхи!

– Да провались ты!
– вырвалось у Габриэля.

– Так уж со мной всегда бывает, не взыщите, мистер Оук, - сказал Каин Болл, с упреком глядя на Габриэля мокрыми от слез глазами.

– Пусть выпьет сидра, это смягчит ему глотку, - предложил Джан Когген. Он вынул из кармана флягу с сидром, вытащил пробку и приставил горлышко к губам Каина. Между тем Джозеф Пурграс с тревогой размышлял о том, что Каин Болл может насмерть задохнуться от кашля, тогда они так и не узнают, что дальше-то происходило в Бате.

– Что до меня, то я, как соберусь что-нибудь делать, всякий раз говорю: "Помоги, господи", - со смиренным видом изрек Джозеф.
– И тебе советую, Каин Болл, это очень помогает и наверняка спасет, а то ты, не приведи бог, можешь и насмерть задохнуться.

Когген щедрой рукой вливал сидр в широко раскрытый рот Каина. Жидкость, стекая по стенкам фляги, заливалась ему за воротник, и то, что он проглатывал, попадало опять-таки не в то горло; малый опять раскашлялся и расчихался, брызги фонтаном полетели на обступивших его жнецов и на мгновение повисли в горячем воздухе, как облачко пара.

– Что за дурацкий чох! И где только тебя воспитывали, щенок ты этакий!
– проворчал Когген, пряча свою флягу.

– Сидр ударил мне в нос!
– завопил Кэйни, как только к нему вернулся дар речи.
– Затек мне за шею, и попал на больной палец, и на мои блестящие пуговицы, и на парадную куртку!

– Вот уж некстати напал на беднягу кашель!
– посетовал Мэтью Мун.
– Не терпится услыхать новости! Похлопайте-ка его по спине, пастух!

– Это у меня от природы, - вздохнул Каин.
– Магушка сказывала, я еще мальчонкой, как расчувствуюсь, никак, бывало, не уймусь.

– Верно, верно, - поддержал его Джозеф Пурграс.
– В семье Боллов все такие чувствительные. Я знавал деда парнишки - суматошный был человек, а уж такой скромный, до тонкости обходительный. Чуть что, бывало, зальется краской. Ну, совсем как я, а разве я в этом виноват?

– Полноте, мистер Пурграс!
– возразил Когген.
– Это доказывает благородство души.

– Хе-хе! Не люблю, когда люди меня хвалят, страсть не люблю!
– со смиренным видом пробормотал Джозеф Пурграс.
– Но сказать по правде, у каждого от рождения свой дар. А вот я так предпочитаю скрывать свои скромные дары. Но, пожалуй, возвышенная натура все-таки приметна в человеке. Когда рождался я на свет, создатель, может, и не поскупился на дары... Но молчок, Джозеф, молчок! Такой уж я скрытный, люди добрые, - прямо на диво! Да и к чему похвалы!.. А у меня есть Нагорная проповедь, а при ней святцы, и там немало имен смиренных мужей...

– Дед Каина был уж такая умная голова, - заметил Мэтью Мун.
– Он выдумал новую яблоню, она и по сей день зовется по его имени "ранняя болл". Вы знаете этот сорт, Джан? К ранету прививают Тома Пута, а потом скороспелку. Правда, любил он посидеть в трактире с женщиной, на которую не имел законных прав. А уж был умен, что и говорить, умен.

– Ну, выкладывай, Каин, - нетерпеливо сказал Габриэль, - что же ты видел?

– Я видел, как наша хозяйка входила под руку с солдатом в какой-то парк. Там стояли скамейки и росли кусты и цветы, - продолжал Кэйни уверенным тоном, смутно чувствуя, что его слова волнуют Габриэля.
– И думается мне, тот солдат был сержант Трой. И просидели они там с полчаса, а то и больше, и толковали о чем-то чувствительном, и она вдруг как расплачется, да горько-горько! А как вышли они из парка, глаза у нее так и сияли, а сама она была белая, как все равно лилия, и они глаз друг с дружки не сводили, и видать было, что они меж собой поладили;

Лицо Габриэля как будто осунулось.

– Ну, а еще что ты видел?

– Да всякую всячину!

– Белая, как лилия... А ты уверен, что это была она?

– Да.

– Ну, а еще что?

– Большущие стеклянные окна в магазинах, а на небе громадные дождевые тучи, а за городом высоченные деревья.

– Ах ты дубина! Чего еще наплетешь!
– воскликнул Когген.

– Оставьте его в покое, - вмешался Джозеф Пурграс.
– Малый хочет сказать, что в Бате небо и земля не больно-то отличаются от наших. Всем нам полезно послушать, как живут в чужих городах, дайте малому рассказать.

– А жители Бата, - продолжал Каин, - если и разводят огонь, то для потехи, потому как у них бьет из-под земли горячая вода, прямо кипяток!

– Сущая правда, - подтвердил Мэтью Мун.
– Я слышал об этом и от других путешественников.

– Они ничего не пьют, кроме этой воды, - добавил Каин, - и она им уж так по вкусу, посмотрели бы вы, как они ее дуют!

– Обычай вроде как дикарский, но, думается мне, для жителей Бата это дело привычное, - ввернул Мэтью.

– А что, кушанья у них тоже из-под земли выскакивают?
– спросил Когген, лукаво подмигнув.