— А вот это мне больше подходит, должен вам признаться.

— Ну, раз подходит, значит, так тому и быть!

Курош ушёл, а Керенский задумался. Нерешенных проблем было ещё много, очень много. Нужно было разбираться и с вопросом земли, и с вопросом продовольствия. В голове Керенского зародилась идея очередной провокации, связанной с евреями. Эту нацию нужно поставить раз и навсегда в определённые рамки, уж слишком много среди них было революционеров.

Они же, имея хорошее образование, получали низшие офицерские чины и отправлялись разлагать армию своей антивоенной пропагандой. При этом, в окопах не сидели, а находились в основном в штабах, да в тыловых частях. Как военные они не представляли собой ничего ценного, а вот как диверсанты были очень способные. И это весьма тревожило Керенского.

Суть интриги состояла в том, чтобы назначить евреев на второстепенные должности в отделе продовольствия и земельном комитете, они, конечно, и так там присутствовали, но можно было увеличить их число. Главное в этом деле — не препятствовать, а там, где деньги, там и они. И любая проблема, связанная с этими вопросами, автоматически переадресовывалась на них, с соответствующими последствиями. Ничего личного, это жизнь.

Иначе для чего он это всё делал? Правда, Керенский сознавал, что всё задуманное может и не получиться. Но ничего, если его скинут или убьют, евреям всё равно не удержаться при власти, сейчас по крайней мере. Им ещё нужно вырастить когорту псевдорусских себе на замену, чтобы править их руками, но это сложно и не быстро.

Керенскому, наконец, принесли списки генералов, поддерживающих Февральскую революцию, и тех, кто не поддержал, и тех, кого уже уволили. Интересный список получался к назначенному совещанию. Совещание должно было начаться через сутки, к этому времени как раз приезжал последний командующий с Кавказского фронта. Конференция обещала стать исторической. Ведь на ней Керенский собирался поставить ребром многие вопросы, да и вообще, кардинально развернуть армию в другую сторону.

"Русская революция покончила с Россией как частью Европы."

П. Савицкий

На следующий день, закончив с неотложными делами, Керенский внезапно ощутил резкий приступ желания увидеться с княгиней Ниной Александровной Оболенской. Но, как бы это сделать, не привлекая к ней лишнего внимания? Подумав, он решил пригласить её к себе в правительство. В Смольный было бы слишком вызывающе и заметно, а вот в Мариинский дворец — в самый раз. Тем более, будет не известно, к кому приехала посетительница. Кто захочет, тот, конечно, догадается, но другого способа Керенский не находил.

Нина Александровна Оболенская была темноволоса и голубоглаза. Керенскому нравился этот довольно редкий тип женской красоты. И иногда, когда его голова требовала отдыха от непрерывной череды важных государственных дел, он думал о ней. Вспоминая нежный овал лица, тонкие руки потомственной аристократки, он жаждал обнять эту девушку и целовать, целовать, целовать.

Нина Оболенская не так часто вспоминала Керенского, как он её, но всё же, её тронуло благородство его души и отношение к женщине. Внешне он ей не нравился, но вот то, что у него сидело внутри: его обаяние, решительность, смелость и какая-то цельность натуры удерживали её интерес к нему. Маменька говорила, что если мужчина красив, то это провоцирует его на желание помыкать женщинами. Поэтому для неё внешность Керенского была гораздо менее значимой, чем его моральный облик.

Сейчас же все только и говорили о нём, а её отец, который приехал с фронта в отпуск, был изрядно удивлён проявлением столь сильной заботы о своей дочери. Внимательно глядя на уже взрослую Нину, он сказал.

— Ниночка, у тебя есть шанс стать весьма важной особой, но ты должна при этом понять, что нужно быть предельно осторожной. Того, что сейчас происходит вокруг, не было никогда, и чем это всё закончится, не знает никто. Ты должна всё взвесить, и если Керенский снова захочет увидеть тебя, ты должна понять, нужно ли это тебе.

Князь перевёл дух и посмотрел на дочь. Нина молчала, опустив глаза долу.

— Рядом с ним быть сейчас просто опасно, но если он тебе нравится, то на перспективу это было бы неплохо. Но умоляю тебя, дочь, не делай глупых поступков.

— Я поняла папа, спасибо!

Князь вздохнул и, подойдя к старшей дочери, поцеловал её в лоб.

— Иди, дочь моя, обдумай мои слова и поступай, как считаешь нужным.

Через неделю отец снова уехал. А ещё через неделю в их квартире раздался долгожданный звонок от Керенского. С одной стороны, Нина и не хотела особо встречаться, с другой же, надеялась на это, желая быть в центре внимания такого известного и влиятельного человека.

— Аллё! Нина?!

— Да, это я, — звонко откликнулась Оболенская.

— Здравствуйте. Я бы хотел увидеть вас, но, к сожалению, у меня всегда очень мало времени и заехать к вам я не смогу. Но очень хочется встретиться. Если у вас есть возможность приехать в Мариинский дворец, то прошу вас с вашей уважаемой матушкой посетить меня ненадолго. Машину я вам вышлю.

— Да, — ни секунды не думая, ответила Нина, всё для себя давно решившая. — Присылайте, я буду ждать.

— Хорошо, — голос Керенского сразу дрогнул от нечаянной радости.