Озвучив предложения, все посмотрели на Керенского.

— Весьма интересно, но вот пункт первый мне не очень нравится. Это получается, я должен покаяться, так?

— Нет, достаточно, чтобы это озвучил председатель правительства, — ответил Алексеев.

— Ммм, а действительно, тогда ладно. Что же, тогда все эти решения я прошу вас записать, господин Деникин.

— Есть!

— Я, пожалуй, ещё добавлю пару пунктов в эту директиву от себя. Ну а сейчас я снова прошу вашего внимания. Я долго обдумывал своё решение и, признаться, долго колебался. Но, в конце концов, решил, что, если человек один раз предал, значит, он сможет это сделать и во второй раз. Особенно, если это офицер. Довожу до всех, что я возлагаю обязанности Верховного Главнокомандующего на генерала Юденича. Да, решение об этом сначала принимаю я, а потом уже подписывает председатель, но это пустая формальность. Своё решение я принял.

Юденич опешил.

— А как же…

— А! Ну да, сейчас мы эту проблему решим, — и Керенский снова потянулся за колокольчиком.

В кабинет зашёл уже не адъютант, а сразу ротмистр, который вёл с собой уже пятерых солдат, настроенных самым решительным образом.

— Господа, я хотел бы вам сообщить, что больше всего я ненавижу в людях предательство и измену присяге. Ротмистр, прошу вас арестовать бывших заговорщиков, генерала Алексеева и Брусилова.

— Вы, вы…, - Брусилов попытался вскочить, но на его плечи опустилась тяжёлая рука солдата, а ротмистр вынул из кобуры револьвер и зло блеснул глазами.

— Вы арестованы, господа, за подготовку, организацию и осуществление военного переворота. Отправьте их, ротмистр, в Кресты и обеспечьте там самые приемлемые условия, мы же не звери.

Все вскочили.

— Спокойно, господа. Если вы ещё не поняли, то я намерен всех вас проверить на предмет лояльности ко мне лично, и второго военного переворота я не допущу. Вы, может, и захотите организовать что-либо. Да, товарищ Деникин? Но меры к упреждению этого я приму, можете не сомневаться.

— Вам, господин генерал, — обратился Керенский к Юденичу, — придётся исполнять обязанности главкома, но это не значит, что вы теперь будете безнадзорно управлять всеми войсками. С вами поедет комиссия, организованная из генералов, которые были выгнаны со службы или даже арестованы без всяких на то оснований. Они присмотрят за вашими действиями, чтобы вы не таили нож за пазухой. А то один такой, некто полковник Герарди, уже попытался это сделать, но неудачно. Я вас предупредил, господа.

Всё озвученное вами я претворю в жизнь, можете не сомневаться, но своё влияние на солдат я сохраню, чего бы это мне не стоило. Я не разборчив в средствах, чтобы вы знали. А на войне любая подлость может называться военной хитростью, не так ли, господа?

Все молчали, Брусилов и Алексеев стояли в полнейшей прострации.

— Господа генералы, вы не одиноки. Моими людьми уже арестованы генерал Рузский и Бонч-Бруевич, ваши друзья-заговорщики. Вам будет с кем пообщаться. Ротмистр!

Арестованных увели.

— Господа, прошу вас разъезжаться по своим фронтам, на Кавказский фронт будет назначен другой генерал. В течение недели мной будет издана Директива с вашими предложениями и разослана во все части посредством телеграфа. Если у вас есть вопросы, то прошу их задать.

Вопросы были, а вот желание их задавать уже отсутствовало.

— Но я не готов вот так вот возглавить армию. Это, в конце концов, непорядочно, — растерянно проговорил Юденич.

— Возможно, но вы будете назначены временно, пока я не приму окончательного решения. Так что, прошу вас не принимать всё близко к сердцу. К тому же, если вы откажетесь, то армия будет обезглавлена. А вы ведь не хотите подобного исхода.

Юденич нехотя кивнул.

— Ну, вот видите, я умею быть убедительным, жду вас завтра с утра, нам будет, о чём поговорить. Господа, если у вас нет вопросов, то вы все свободны.

Все сразу задвигались. Зашаркали по полу стулья, и генералы один за другим стали покидать кабинет, поневоле стремясь как можно быстрее оказаться за его дверями.

"Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения. Нужно было, чтобы Россия пала."

Генерал Людендорф

Владимир Ленин, он же Ульянов, он же Бланк, он же Николай Ленин, полз по лесу теряя временами сознание, но цепко, держась за свою жизнь всеми крупицами своей души. Весь окровавленный, замёрзший, он попался на глаза леснику, что осматривал свежие вырубки.

Hei! Kuka olet ja mit"a teet t"a"all"a? — спросил лесник. Теряя сознание вновь, Ильич смог произнести что-то нечленораздельно на английском.

— Так ты швед или англичанин? — снова спросил финн, но Ленин уже потерял сознание.

Покачав головой, лесник срубил две молодые ёлки, нарубил лапника и лозы. Всё это для того, чтобы связать из них небольшую волокушу, куда и загрузил тело большевика. Упираясь ногами в землю, он сдвинул тяжёлую ношу и потянул её через лес.

За раненного он не переживал. Умрёт, так значит тому и быть, выживет, так всё равно криминальной полиции нужно об этом сообщить. Дотянув до своей сторожки, он напоил очнувшегося сладким взваром из листа брусники, запряг лошадь и уложив безвольное тело, повёз его в ближайший полицейский участок.