Бояре быстро составили грамоты и отправили в Малороссию и на Дон — подниматься казакам людно, конно и оружно, обещая различные блага. Не остались без внимания и воинственные татары и башкиры — их мурзам написали повеление идти с полками под руку царевича Сибирского. В общем, Дума работала допоздна — бояре сопрели в своих шубах, а он изнемог и еле добрался до кабинета, где его поджидала княжна, принявшая опекать молодого царя с нежностью и заботой.

Сегодня день вышел полегче — Поместный Собор, пусть и наспех созванный, объявил патриархом местоблюстителя, а он сам удостоверил это знаменательное событие.

После чего новоявленный глава русской православной церкви на площади перед огромным стечением народа трижды объявил проклятие — анафему царю Петру, где особо бичевал в своем выступлении мерзостные, бесовские и еретические заседания «сумасброднейшего собора» — отплата «кукуйскому бесенку» за его пьяные оргии и издевательства над православным клиром. Народ взорвался криками!

Эту выплеснутую из всех ненависть Алексей ощутил на площади, осознав — с этого момента на русских землях началась самая настоящая гражданская война…

— Ты о чем думаешь, Алешенька?!

Ласковый голос юной княжны вывел Алексея из странного оцепенения — он был поглощен размышлениями настолько, что не заметил, как Ромодановская полностью разоблачила его от царских одеяний и сняла с ног сафьянные сапоги. И как только сумела хрупкая на вид девчонка, но упорная и настырная, он это понял за то время общения, что провел с нею.

А еще подумал о том, что снимать сапоги могут слуги и жена — супруге это не только дозволено, напрямую рекомендуется «Домостроем», тем самым показывается, что она полностью смиряется перед властью мужа, и не важно, кто по статусу — простая дворянка или царица.

«Символический жест сделала княжна — так оно и есть, даже не поцеловавшись с ней ни разу, девочка показывает свою любовь ко мне. Лучшей супруги я вряд ли найду, блудить не хочу, а потому нужно на ней жениться — это самый лучший вариант. Да и Ромодановскому гарантия — он поставил на меня, и фактически весь свой род подвел под топор, «папенька» не простит».

— Прости, милая моя, хорошая — задумался и задремал, и даже не заметил, как ты с меня одежду, и сапоги сняла, как любящая жена.

От его слов княжна вспыхнула как маковый цвет, отшатнулась было, но он опередил, крепко обняв ее за плечи, сделав так впервые. И сразу почувствовал, как обмякло под его пальцами ее горячее тело, как воск свечи, когда его крепко сдавливают.

— Я люблю тебя и желаю, чтобы ты стала моей женой!

— Алешенька…

Княжна скорее всхлипнула, чем произнесла его имя — румянец со щек захлестнул ее шею, и стал переползать на грудь, чуть приоткрытую в вырезе платья. Он машинально отметил, что на ней не привычное как всегда одеяние, а нечто более простое, домашнее что ли.

— Я тоже тебя люблю, прямо задыхаюсь…

От ее тихих слов буквально смыло многодневную усталость. Алексей возбудился так, что в отличие от прежних встреч, уже не мог сдержать себя. А теперь, после произнесенных и услышанных в ответ слов, у него не сработали внутренние «тормоза».

Вот уже четыре месяца он «постился» самым натуральным образом, и на то были веские причины. Не мог он вести себя как «папенька», что был чрезвычайно неразборчив в половых связях — трахал все, на что глаз положил, еще в юности получив персональный бордель с метресками, и сутенер Анисья Толстая его возглавила, поставляя юному царю безотказный «товар» на любой вкус. Он бы и сам пошел по такому пути, ведь если не брать тело царевича, опыта у него в таких делах почти и не было, зато имелось горячее желание наверстать поскорее.

Но…

Вот тут сразу надежной преградой встали эти самые пресловутые «но», те ограничители, что должны быть у любого уважающего себя правителя — без них быть государем невозможно!

Распутство не дозволительно по множеству причин — это и слабость самого правителя, что может стать жертвой манипуляций со стороны любовницы, которую он посчитал мимолетной. Но в результате на нее «залип». Как произошло с самим Петром Алексеевичем, что сделал женой, царицей, а потом императрицей вдовую солдатскую шлюху, которую вознес к сияющим вершинам власти. А сам украсился ветвистыми «рогами» в последние годы, и стал смешон и жалок в собственных глазах.

Государь не должен быть похотливым «кобелем» и по другой причине — слишком велик риск заражения неизлечимыми здесь половыми болезнями. Через них прошли Иван Грозный, что хвастался, что растлил тысячу девиц и жен, и Петр Первый, что таковых подсчетов просто не вел, наверное, просто бы сбился при составлении всего перечня.

Один раз Алексей чуть не сорвался, когда сразу три обнаженных служанки его решили обмыть в бане. Их прислал дядька Абрам, что после смерти второй супруги вдовствовал и завел у себя в домах настоящие «цветники», где были девицы на любой вкус.