Алексей улыбнулся, но внутри похолодел — ему довелось прочитать статью про судьбу царевича — советский историк яростно обличал его «измену», но отметил и тех, кто воздержался от вынесения смертного приговора — местоблюститель, Шереметьев и Долгорукий.

Непонятно только, какой из них?!

— Я ведь все понимал, государь — такие бы показания на тебя подали, что любой судья за смерть встал бы. Но в ту ночь, когда ты от падучей выздоровел, переменил свое мнение. Скажу честно, до того часа, когда ты побил меня собственной рукой, считал тебя никчемным правителем, а потому и выступал супротив.

— И чем я был плох? Говори — казнить за правду не буду!

— Скажи как на духу, государь! Сколько раз за эти дни с того часу, ты про свою Ефросинью вспомнил?

— Какую, блин, Ефросинью?!

Алексей выругался, однако память ему тут же подсказала, что так зовут любовницу царевича, на которой тот хотел женится, и скрывался вместе с ней у цесаря Карла.

— Вот тебе и ответ, ты его сам дал, государь! Тогда я увидел настоящего правителя, коему служить надлежит — ты об этой девке, что Меншиковым тебе подсунута, напрочь забыл. И тогда я решил посмотреть — способен ли ты сделать вызов отцу и бежать. А потому и убрал Румянцева, а отправил с вами трех самых нерасторопных гвардейцев — вы их убили и сбежали. А еще двое драгун были с вами заодно — они и отправились в Польшу, а Фрол Андреев, что статью на тебя походит, под видом царевича!

Толстой разгорячился, глаза его загорелись — он бесшабашно и не думая, стал выкладывать такое, о чем Алексей и не подозревал. Даже представить не мог, какие «расклады» в его деле были.

— Я ведь так и подумал, что ты сбежал — но жид, что бумаги в Динабурге выписал, зацепку оставил — с подорожными. Вот тут я и задумался, и особенно когда тела гвардейцев нашли, с животами взрезанными. Твоя ведь была задумка, государь?

— Да, это так, — Алексей пожал плечами, не видя смысла скрывать это обстоятельство.

— То был знак мне, и я его правильно понял. Не в Режице тебя опоили, а много раньше, сломив в тебе волю, и навязав девку, с которой ты, прости уж, теленком стал. Но кровь проснулась, и ты все понял. Вот и показал мне, что я живота лишусь, если тебе служить не стану. Вот тут я и задумался, а когда царь меня на Тайную Канцелярию поставил, и велел твой розыск начать, я все наоборот сделал, к обману прибегая. Хотя за такое с меня могли голову немедленно снять!

— Тогда хвались, что ты сделал мне во благо?

Алексей с нескрываемым подозрением и скепсисом посмотрел на Толстого, но тот словно не заметил взгляда, и принялся загибать пальцы, перечисляя такие факты, что волосы за малым чуть дыбом встали от удивления — о таком даже не подозревал.

— Взял девку рябую с постоялого двора. Она наотрез отказалась признавать, что помогла тебе сбежать — а ведь кроме нее никто не мог тебе сговор с драгунами свести к побегу. Но не стал ее на дыбу вздергивать, наоборот, сделал так, что царь приказал обратно ее отправить.

— Что с ней?

Алексей вспомнил о своей нечаянной помощнице. И ощутил укол стыда — о ней он совершенно забыл.

— Получила десять рублей и отрез материи. И домик в лесу подготовила, будто кто-то там скрываться будет, и мальчонка в одно время бегает к берегу — вот я и подумал с чего бы это?

Дальше интересней пошло — двое в Польше куролесят, едут открыто — на всех постоялых дворах знают, что проехал русский кронпринц. И я тоже сделал вид, что в это поверил — и погоню специально наускивал, и царю о том докладывал. Но сам в сие не верил — заговор разматывал, и перед Рождеством знал, что ты в Москве и в сговоре с князем Ромодановским состоишь. Почему старый князь-кесарь розыск твой не вел?

И молодой тоже не стал вести, постоянно в Петербург отписывая, что ты в иноземных странах скрываешься и конфидентов у тебя на Москве нет. А это зело подозрительно — будто что скрывал Иван Федорович. Переиграл он немного — нужно было отписывать, что ищет твоих сторонников, а он этого не сделал. Значит, наказ отцовский получил тебя поддержать — ибо всем ведомо, что в последние годы князь-кесарь неодобрение реформациями выказывал. И потворствовал царице Евдокии — вот у нее я и решил тебя поймать, чтоб уверится, что ты в Москве заговор готовишь!

— Так это ты Скорнякова-Писарева направил?!

— Не гневайся, нет моей вины. И хоть я царя Петра делами занял, облыжно обвинив хищение драгоценностей твоей покойной супруги Меншикова и царицу, но тот твою мать ненавидит. И сам заподозрил что-то неладное. Но я успел князя-кесаря упредить, отправил ему послание, дабы он способствовал розыску. А заодно постарался, чтобы царь поставил меня опекать твоих детей, государь — царевну Наталью и царевича Петра. Как раз нарочный из Суздаля весточку привез — ты с царицей встречу имел, а казначея тебе две сумки денег отвалила — а ведь такой суммы для побега мало, такие деньги нужны для организации бунта.