— А зачем? — вырвалось у меня само по себе.

Правда, я не хотела ему принципиально насолить — просто вырвалось естественным образом. И ведь правда — зачем?

— Что значит "зачем", мать твою?! — разрывало Джоша от гнева. Он поднялся со стула, упершись руками в стол, и начал кричать на меня так громко, как только мог. — Затем, что так положено! Так должно быть! Это правильно, блядь!

— Да мне наплевать на то, что правильно. Я хочу жить так, как требует душа. Хочу жить комфортно, а не как загнанная мышь.

— Ты не загнанная мышь — ты моя жена. Часть нашей дружной семьи, Камилла.

— Пф… — ухмыльнулась я и качнула головой. — Это не семья.

Его лицо перекосило нервным параличом.

— Что, прости?

Было ли мне страшно это говорить ему в лоб? Да, немного. Но я за время жизни с этим человеком стала уставать от этой картонности, этой показушности, этой шаткости нашего "счастья". Оно фальшивое — и точка.

— То, что у нас с тобой — это не семья, Джош. Это не семья.

— Ну нифига себе… Может, ты мне еще скажешь, что не любишь меня?

— Возможно, — ответила я налегке.

И эти слова заставили мужа краснеть и синеть буквальным образом. Его щеки багровели. Казалось, что еще секунда — и он сделает со мной что-то ужасное.

— Ты это специально делаешь? Просто позорить меня решила?

Я посмотрела на зеркало в стене. Понимала, что это стекло, которое проглядывается только с той стороны. Ведь мы в комнате допросов. Стало быть, тут и наблюдают за всем, и прослушка имеется, запись согласно протоколу задержания.

— Они ведь все это слышат, верно?

— Что? — задыхался Джош от ненависти ко всему сложившемуся вокруг. — Ты о чем это?

— Наш допрос записывается, не правда ли?

Он выдохнул, откинулся на спинку стула, закурил вторую сигарету.

— Я попросил не записывать. Нас никто сейчас не слышит.

— Откуда тебе знать? Ты уверен в этом? — говорила я, чтобы позлить его. Вывести из равновесия. Показать, что я не боюсь. Мне не страшно. Я крепче, чем он думает. — Что если ты не все контролируешь? — Я склонилась над столом и сказала почти заговорщицким голосом: — Тебе в голову никогда не приходило ничего такого? Что у тебя за спиной могут происходить вещи, о которых ты не знаешь…

Джош безмолвно курил и смотрел мне в глаза.

Он не попался на крючок — а зря. Я говорила правду, прозрачно ему намекала. Но Марсель был прав. Мой муж как детектив — полнейший ноль. Он не замечает очевидного. Даже было интересно посмотреть ему в лицо, когда он узнает от меня подробности.

— Все было прекрасно столько лет, малышка… Что с тобой произошло? — говорил он дымными словами. — Что теперь не так? Мне казалось, у нас дружная семья. Ты да я. Мы вместе. И никто нам не мешает. Мне казалось, что ты меня любишь, уважаешь. Что ты благодарна мне за все, что я сделал для тебя.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать. Подождала какое-то время, чтобы обдумать слова. И он точно думал, что это будет извинение. Мои слова прощения. Что я буду просить его простить меня.

И мне самой сперва казалось, что будет именно так. У меня на языке вертелось обычное "прости". Я хотела сказать это слово.

Но в последний момент осеклась. Оговорилась. Просто ошиблась словами.

И что-то пошло не так.

— Это ты меня заставил все это сделать. Ты меня убедил, что я жертва насильника. И я тебя за это ненавижу.

Порой бывает так, что ты годами что-то носишь в себе. Задавливаешь внутри. Хочешь сказать, но боишься. Не позволяешь себе даже громко думать об этом, не то что произносить претензии вслух.

Но оно все равно никуда не девается. Всегда с тобой, всегда внутри. И это давит на тебя, где бы ты ни была и что бы ни делала. Эта вещь — она преследует тебя, не позволяя спать, спокойно есть. И имя ей — обычная правда.

Которую знаем мы оба. Я и он.

И Джош мгновение назад услышал эту правду. Я не выдержала и сказала своему мужу, что думаю на самом деле. А думаю я вот что…

Он испоганил мне жизнь, навязав свой вариант реальности. А так как я боялась следовать за Марсом, то поддалась слабости, поддалась инертности. Именно Джош все сделал за меня — совершил моими руками. Сделал то, что ему было выгодно.

— Что ты только что сказала, Кэм?

Он смотрел на меня то ли серьезно, то ли с насмешкой. Но так выглядело отчаяние. Когда суровому мужчине вдруг указывают на очевидное. Говорят, что он обманщик, манипулятор, мошенник. Преступник. Хотя сам он выдавал себя за мессию и спасителя.