Шрифт:
Олег лихо вспрыгнул в кунг.
Доклад Соколова не прибавил энтузиазма в Конторе. Местные руководители проявили поразительную легковесность, переложив задачу на плечи Москвы. Вязаться с коммерческими банками — радости мало. Но ничего другого не оставалось. Надо было просить, унижаться, взывать к патриотизму... Хотя какой ныне патриотизм...
Выполнение задания было возложено на управление экономической безопасности. В принципе, один миллион для многих монстров банковского дела — не очень большие деньги. В обороте крутились миллиарды. Но рыночные отношения есть рыночные отношения. А отношения с Конторой — всего лишь отношения с одной из многих контор.
Получив поручение, Саша Миронов, выпускник экономического факультета МГУ и опер УЭК, лично знавший президента коммерческого банка «Титан», глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду. Президент был человеком сложным, иногда капризным. Многое зависело от его настроения. Иногда он заводился и решал вопросы с пол-оборота, иногда на него нападала ипохондрия и он становился упрям, как мул. Каждая встреча с ним была чревата непредсказуемостью.
К счастью для опера, президент взял трубку прямого телефона — добрый знак. Готов принять — еще один добрый знак. И даже попытался рассказать анекдот — третий добрый знак. Три составляющих — почти закономерность.
— Ну, с богом. — Опер повернул ключ зажигания.
Банк располагался в самом центре Москвы. С одной стороны, близко, с другой... Попасть на Тверскую с Лубянки можно было только через два моста. Организация движения в центре Москвы претендовала на занесение в Книгу рекордов Гиннесса. Миронов — тоже. Права он получил две недели назад, его вождение напоминало пируэты коровы на льду. Трижды он глох на светофоре, потея под возмущенное фафаканье и соответствующие комплименты водителей. На Большом Каменном мосту он не смог тронуться в гору и чуть не ухандокал стоявший сзади «Москвич». Чем больше Миронов торопился, тем больше нервничал и потел.
Вырулив наконец на Тверскую, он облегченно вздохнул и почувствовал себя почти победителем. Даже предстоящий разговор с капризным президентом банка не казался таким уж страшным. Паркуясь, Миронов все-таки стукнулся диском о бордюрный камень. В приемной, сбросив плащ на рогатую вешалку, он скользнул взглядом по зеркалу. Воротник рубашки был серым от пота.
— Какие люди! — Президент широко развел руки. Хорошее настроение банкира вселяло надежды.
20
Ожидание затягивалась. По крайней мере, так казалось. Здесь время измерялось минутами, в Москве — часами. Надо было сделать поправку на переговоры, отдачу распоряжений, проходы по коридорами, проезды по Москве, автомобильные пробки, ожидание в приемных, политесные заходы, уговоры...
Олег дернул последнюю сигарету из пачки Гусакова.
— Последняя?
— Кури, — снисходительно кивнул Гусаков. Скомкал пачку, поозирался, ища урну в поле, бросил под ноги.
— Ну что, начальники? — Станция отвратительно зашипела. — Где бабки?
— Не спеши, поехали. — Олег еле удерживался от грубостей. — Поехали.
— Я знаю, что поехали. Знаю, что приехали. Бабки где?
Олег переглянулся с Гусаковым. Информация в автобус поступала по собственному каналу. Офицер ФАПСИ скорчил отвратительную мину.
— Сейчас решают организационные вопросы...
— Быстрее решайте. Через час... Короче, эта смерть будет на вашей совести...
— О какой совести ты, ублюд... — Олег поперхнулся. — Это будет на твоей совести. И если ты хоть пальцем кого... Я лично...
— Ой, напугал! — Собеседник рассмеялся. — Наше условие прежнее. Все.
Рация замолкла.
— У них есть канал. — Офицер ФАПСИ смущенно пожал плечами. — Мы зафиксировали...
— Почему молчите?
— Я доложил.
— Кому?
— Своему руководству.
— Мне на твое руководство... Здесь я главный. Ты понял? Я! И если ты еще посмеешь кому-нибудь, кроме меня, что-то доложить, я... — Олег озверел. — Я тебя...
Он поискал глазами, никакой метафоры для этого «я тебя» не нашел и наподдал скомканную сигаретную пачку с такой силой, что грязь с ботинка полетела мелкими брызгами.
— Москву! Соедини!
21
От первого удара голова Зеленого почти слетела с предательски хрустнувшего позвоночника.
«Не верь беглым зэкам». Это была, кажется, 132 заповедь. Зеленый не помнил: очень болела голова.
— Ну что, сучок, продолжим пляску святого Вита? — У лица Зеленого, почти касаясь его, висела огромная прозрачная капля. От отвращения Лева дернулся и пришел в себя.
Капля висела на огромном, можно сказать, необычайно огромном носу человека, которого — если, конечно, отодвинуть его на приличное фокусное расстояние — вполне можно было назвать интеллигентным.