— Где бабки? — прорезался голос из станции.

— Везут, подождите...

— Вы, что задумали с нами поиграть?

— Я сказал, что деньги везут...

— На волах?

— На машине.

Олег сам тревожился не на шутку. Бригада прикрытия давно уже выехала навстречу Калиниченко, но никаких вестей не было. Рация в его машине не отвечала, в автомобиле прикрытия станции не было, у переносных не хватало мощности. Гусаков несколько раз звонил в управление, однако и там информацией не располагали.

— Придется нам предъявить вам ультиматум. — Бандиты явно выходили из себя. — Если через час денег не будет, мы выбросим первый труп.

— Я сказал, что деньги везут. Если вы сделаете глупость, то...

— Ты нас не пугай. Я свое слово сказал. Все, отбой.

Олег был в растерянности. Наступило то, чего он боялся больше всего и всегда, — неизвестность. Отсутствие информации лишало маневра. Колесо со скрипом тронулось, завертелось и неожиданно застопорилось. Прошло уже полтора часа, как машина двинулась на КП. Час двадцать, как ей навстречу пошло прикрытие. Они исчезли, канули...

Фапсишник принес записку с номером абонента.

— Кому принадлежит, установили?

Тот кивнул.

— Аппарат приобретен известным вам банком.

Это в корне меняло дело, появились расплывчатые очертания разгадки. Смутные и неясные.

— Что будем делать? — Гусаков с тревогой взглянул на Олега. — Может, еще машину послать?

— Подождем.

«Какого черта молчит Адмирал? Уж он-то должен понимать, что здесь происходит!»

Адмирал ничего не мог понять. Вот уже час как он вместе с другими офицерами и прапорщиками безуспешно пашет эту, в прямом смысле засранную обочину (мальчики — направо, девочки — налево) в надежде найти клад. Все вымазаны в глине, вонючи, злы и агрессивны. Доведенные до умопомрачения от загадочности происшедшего бойцы руками прощупали каждый сантиметр.

Не один десяток раз Адмирал спрашивал водителя: «Сколько было мешков?» И каждый раз получал утвердительный ответ: «Два».

— Ну не может так быть! Не может! Если в багажнике был мешок с баксами, он должен быть где-то недалеко. Мы вылизали все! Но его нет. — Адмирал рвал и метал. — Не мог же он испариться, провалиться, улетучиться! Может, тебе приснилось? Может, память отшибло?.. — Он тряс бедного водилу, как градусник.

На первое водитель отвечал категорически: «Мешок был наяву, а не во сне», — а что касается второго предположения, то частично оно было верным... Голова его просто раскалывалась на части. Но это не повлияло на способность вспоминать. Более того, водитель прекрасно помнил все.

Помнил, как он открыл багажник, как Калиниченко бросил туда два мешка. Помнил даже стук, с которым они упали. Помнил, как со словами «...Не надо класть все яйца в одну корзину!» Калиниченко вынул один мешок и переложил его в салон. Зрение зафиксировало первый мешок рядом с насосом и инструментом. Второй лежал на заднем сиденье... Да все он помнил, черт побери!

— Слушай, а может, был кто-нибудь второй? — Грязный, благоухающий, словно ассенизатор, боец в который раз выдвигал одну и ту же версию. — Может, второй был?

Адмирал все больше поддавался сомнениям, которые терзали его душу. В нем словно разгорался спор, в котором участвовал не один, а два внутренних голоса.

«Не было никакого второго человека!» — констатировал первый голос. «А если был? — настаивал второй голос. — А если вы не заметили? Прошляпили? Тут он бабульки и свистнул. Спер, стырил, заначил...» — «Да не было второго», — надрывался первый голос. «А может, и был...» — «Какой, к черту, второй! Я не пациент санатория имени Немировича-Кащенко!»

Адмирал потер виски.

— Итак, восстановим. Когда мы подъезжали, здесь стояла милицейская машина.

— Стояла. — Бойцы кивнули.

— Потом раздались выстрелы, и на обочину снизу выскочил мужик.

— Выскочил.

— Так откуда мог взяться второй?

— Не знаю. Но где мешок?

Водитель даже дно багажника пощупал. «Дыры нет».

Ничего не вязалось, ничего не стыковалось.

— Ну, ты рад? — Терехова достала пудреницу. — По-моему, все миленько разрешилось.

Монитор ушел сияющий. От радости его синяя рожа стала еще синее — хоть защитный экран надевай. Обоюдное согласие, как продукт непротивления сторон, было скреплено кое-чем получше крови: гарантией, что кровь не прольется. Монитор так и сказал. Даже небольшого опыта общения с такой публикой было достаточно, чтобы осознать всю надежность его слова.

Тем не менее Морозов сидел сморщенный, словно объелся прокисшей клюквы.