Главное, чтоб впустила.

И одна была.

Перед дверью я контрольно выдыхаю, успокаивая дико бьющееся сердце.

Где-то на подсознании давится паническая мысль, что раньше как-то такого не было… И вообще… Но я про это старательно не думаю.

Провожу чуть дрожащими пальцами по растрепавшимся лохмам, и твердо жму звонок на двери.

Нахально подмигиваю в глазок.

И понимающе скалюсь настороженной и, наверно, даже оторопелой тишине за дверью.

Ну что, Эвита, не ожидала? Открывай давай. Говорить будем.

В моей парадигме нет даже варианта, что она может не открыть дверь. Не такая она девушка, чтоб тупо спрятаться за стенкой и сделать вид, что ее нет.

И, когда щелкает замок, я только удовлетворенно киваю.

Эвита стоит на пороге, все в том же мини-платье, которое я потом обязательно сожгу, нахуй, торжественно, прямо во дворе ее дома, потому что нельзя такие платья носить, когда у бабы такие ноги. Это — контрольный выстрел в голову любому встречному мужику. Оторваться же нереально!

У меня взгляд скользит именно так: ступни, босые, красивые пальчики, ноги, ноги, ноги… светлая ткань платья. Острые ключицы в квадратном вырезе, тонкая шея, изящный подбородок, пухлые губы. Глаза. Торкает, словно электричеством бьет.

— Привет, Эвита, — разбойно хрипит голос, а ноги сами делают шаг вперед, за порог, принуждая хозяйку отступить.

— Что ты здесь?.. — облизывает губы, взгляд на них опять прилипает, не оторвать, — как ты?..

— А сама как думаешь?

Еще шаг, она — синхронно — от меня, глаза настороженные, даже напуганные… Дверь закрывается с грохотом, которого не слышим ни я, ни она.

Крохотная прихожая, большой проем без двери, ведущий в комнату.

Эвита отступает туда, не сводя с меня напряженного взгляда. И я, как привязанный, следом. И тоже не могу остановиться, перестать смотреть, жрать ее глазами. Так много хочется сказать, так много!

Какого хера, хочется спросить, какого хера ты меня там бросила? Почему не рассказала? Я бы помог. Я бы однозначно вписался, помог! Неужели, настолько не понравился? Неужели… И что это за мужик? Какой жених? Зачем жених? Ты же со мной спала! Зачем спала? Хотела ведь! Сама за руку взяла!

Море вопросов, короче говоря.

И я их хочу задать…

Но не могу.

Эвита сглатывает. Я ошалело слежу за движением ее горла, и, наверно, взгляд у меня настолько плотоядный, что она невольно прикрывает шею ладонью. Смотрит испуганно, раскрывает губы…

Я делаю широкий шаг, за локти дергаю ее на себя и впечатываюсь в этот вкусный рот жадным поцелуем.

Мне это сейчас необходимо просто.

Ее губы пахнут тропическими фруктами, а в голову бьет дурман горячего лета Аргентины. Сочная зелень, соленый океан, обжигающая кожа под пальцами. Она растерянно стонет мне в рот, но не противится, хотя могла бы.

Если я все правильно про нее понял, то вопрос насилия стоять не может. Эвита будет делать только то, что хочется ей, и никак иначе.

И потому ее нерешительно отвечающий поцелуй — просто невероятный кайф для моей больной от ярости, ревности и непонимания башки. По крайней мере, в одном можно быть уверенным — она меня хочет. И тогда хотела, в Аргентине, и сейчас… Тоже.

А уж как я-то ее хочу! Блять, сейчас даже покажу, как!

Руки уже решительней и жестче сжимаются на предплечьях, переползают на спину, втискивая в себя все сильнее и сильнее, так, что нам обоим невозможно дышать. Но мне, собственно, оно и не требуется, и без того хватает жизненной энергии, Эвита — ее живой источник.

И я ее пью. Жадно и взахлеб. А она, в ответ, выпивает, высушивает меня. Мы не можем оторваться друг от друга! Вернее, я не могу и ей не позволяю.

Целую, целую, кусаю губы, податливо раскрывающиеся под моим напором, пока не начинает кружиться голова. Приходит понимание, что еще чуть-чуть — и упаду. Вместе с ней.

Хорошо бы сразу на кровать.

Отрываюсь от нее, смотрю в запрокинутое бледное лицо с полуприкрытыми глазами. Красивая. Это же пиздец просто. Вынос мозга для меня!

— Эва… Сними это блядское платье, — голос за время нашего поцелуя не перестает быть менее разбойным, кажется, даже наоборот, еще понижается, еще сильнее хрипит, и со стороны звучу, наверняка, словно тролль из-под моста, уговаривающий случайно упавшую к нему в объятия девушку раздеться.

Эвита, по крайней мере, очень отыгрывает роль, потому что хлопает ресницами, не собираясь возвращаться в реальность…

Ну и отлично. Сам тогда.

Задираю платье, шиплю раздраженно сквозь зубы, потому что под платьем — телесного цвета микроскопические трусики. Выглядят так, словно их там, блять, нет!