–  Да.

–  Да, да... - вздохнул Шацкий. - Ну, что ж, декламируй теперь, мой друг!..

И Шацкий с напускным пафосом произнес:

Ну, хорошо, теперь ты власть имеешь!

Сбей этот дух с живых его основ

И низведи, коль с ним ты совладеешь,

Его до низменных кругов.

Но устыдись, узнав когда-нибудь,

Что добрый человек в своем стремленье темном

Найти сумеет настоящий путь...

–  Вот он, добрый человек... нашел настоящий путь...

Шацкий пренебрежительно фыркнул и смотрел на Карташева.

Карташев смотрел на Шацкого и думал в это время о какой-то сцене из своих писаний.

–  Но что с тобой, мой друг... я боюсь, наконец, за тебя?

Он заходил справа, заходил слева, оглядывая внимательно Карташева.

–  Qu'est ce qui a change cet imbecile?*

______________

* Что изменило этого повесу? (франц.)

Но Карташев только весело смеялся.

–  Нет, ты окончательно погиб... Ну, прощай...

–  Прощай, Миша.

–  А итальянка теперь еще больше похорошела... спрашивала о тебе... Да, да... Но теперь уж Nicolas твой заместитель.

–  Такого же дурака валяет?

Шацкий рассмеялся, но потом грустно сказал:

–  Осмеивать самого себя... что может быть обиднее?

–  Господи, что ж ты себе думаешь? Ты, с твоим сердцем и умом... в парижском фраке...

–  Если не ошибаюсь, это из "Старого барина"?

–  Все равно...

–  Одевайся, забирай вещи и едем... живо! на старую квартиру, а вечером к Бергу.

–  Нет, Миша.

Шацкий замолчал и устало задумался, смотря в окно. День подходил к концу; из окна виднелся освещенный парк; лучи солнца скользили по снегу, окрашивая его в розоватый отсвет. Что-то будто шевелило душу, звало куда-то. Точно сны детских дней, какие-то грезы светились в этом розовом снеге. Карташев вздохнул всей грудью.

–  Ну, а твои дела как? - спросил он.

–  Плохи, мой друг, - грустно ответил Шацкий, - если не пришлют мне денег, я впаду в нищету...

–  Пришлют...

–  Конечно... Ну, едешь? Нет? В таком случае прощай. Я чувствую, что задыхаюсь здесь...

Карташев с Верочкой проводили Шацкого.

–  Что ж ты делаешь? - спрашивал уже весело Шацкий, пока Верочка отпирала дверь.

–  Занимаюсь, читаю, слушаю музыку, разговариваю.

Шацкий не слушал Карташева. Расставив ноги, он смотрел в упор на Верочку, и его лицо расплылось в глуповатую улыбку. Верочка наконец не выдержала и потупилась от разбиравшего ее смеха.

Шацкий остался доволен.

–  Недурна, - говорил он Верочке в лицо и, любуясь ею, твердил: Мило... Даже очень мило...

И вдруг закатив глаза, уродливо перегнувшись, он прошептал:

–  La donna e mobile...*

______________

* Сердце красавицы склонно к измене... (итал.)

Верочка фыркнула, а Шацкий, уже уходя, кивал головой с видом покровителя и говорил:

–  Да, да... Прощай, голубушка, прощай, Артур... будьте счастливы...

Верочка захлопнула дверь, с улыбкой посмотрела на Карташева и остановилась, точно ожидая чего-то.

–  Верочка, а где хозяйка? - спросил смущенно Карташев.

Верочка даже присела от смеха.

–  Да нету же... - ответила она.

–  Верочка, какая вы хорошенькая...

Карташев обнял и поцеловал ее... Верочка прижалась к нему и, побледнев, смело смотрела прямо в его глаза. Ноздри ее слегка раздувались.

–  Но ведь вы невеста?

–  Чья невеста! Все она врет...

И Верочка теперь уже сама быстро и еще сильнее прижалась, поцеловала в губы Карташева и так же быстро исчезла.

Карташев растерянно вошел в свою комнату.

XVIII

Всю неделю Карташев писал, ухаживал за Верочкой и мучился сознанием, что нарушил свое обещание хозяйке, мучился тем более, что и не любил Верочку настолько, чтобы чувствовать какое-нибудь оправдание своим заигрываниям с ней.

А Верочка шла навстречу всяким ласкам и раздражалась, что Карташев только целует ее.

–  Как будто вы весь порох уже расстреляли, как старики целуете, говорила раздраженно Верочка.

–  Верочка, вы говорите, сами не понимая, что: гадость очень недолго сделать.