Хотелось обернуться, посмотреть, что там позади? Казалось, что оттуда доносятся чьи-то тяжелые шаги и хриплое дыхание.

Дорожку стремительной тенью перебежала нечто, и опавшие иголки даже не зашуршали под маленькими лапками. Процессия остановилась и только потом перевозбужденный мозг понял, что это не злобный лесной дух, а маленький зверек.

Двинулась дальше по извилистой, подобно большинству своих товарок, тропинке, разделяющееся дальше на две, левая тянулась вглубь рощи, правая сворачивала в жилые сектора. Дорогу преградило больное, неестественно изломанное и выеденное личинками дерево, люди обошли его.

Кусты впереди подозрительно зашуршали. Кажется? Или это все проделки ветра? А может…

В полутьме мелькнуло нечто, похожее на щупальце неведомого чудовища. Сердце сжала липкая рука ужаса, но стоило присмотреться и приходило понимание, что это всего лишь корень.

Встреча с расположенным в самом сердце рощи небольшим, возможно рукотворным, озером, оказалась полной неожиданностью. Мрачные древесные гиганты справа внезапно закончились, и процессия очутилась перед песчаным пляжем, за которым в конце протянувшейся по воде сверкающей дорожки, вычерченной заходящим солнцем, виднелся крохотный островок. Люди остановились. Огни факелов отразись в таинственных и темно-серых водах. Волны со злостью бились о берег, казалось, что повсюду рассеяны флюиды зла. Световые столбы от спрятанных на острове прожекторов скрещивались на огромной 12-метровой статуи совы, сплошь покрытой зелеными «бородами» мха, и пустынном каменном постаменте перед ней.

А зачем он? Случайно это не жертвенник, на котором совершают кровавые обряды неведомые сатанисты?

Голодный и пустой взгляд идола был устремлен на вновь прибывших людей, а у берега островка стояла черная гондола с неподвижно застывшем человеком в черных одеждах на корме, лицо его терялось в тьме под надвинутом на голову капюшоном и казалось, что там клубиться тьма.

«Монахи» опустили факелы в воду, зло прошипев, пламя умерло, а гондола оторвалась от берега, бесшумно заскользила по водной глади к таинственным пришельцам. При этом не было видно никаких признаков двигателя, приводившего ее в движение, что уже было удивительно и наводило на мысли: какая сила движет лодкой? Нечто физическое или напротив иррациональная? Киль заскрипел по песку и гондолы остановилась. По неслышной команде монахи осторожно погрузили гроб на гондолу, и лодка отправилась вместе с своим ужасным грузом в обратный путь.

Неожиданно, заставив вздрогнуть всех, над озером послышались протяжные звуки мужских голосов: тревожные, резкие – гимн, плыл над водой. Звуки пробуждали в душе неясные страх и стремление как можно быстрее убежать отсюда. Неизвестно откуда появившиеся на острове люди в причудливых одеждах, выстроившись в две шеренги до обреза воды пели а-капелла. Одни в гнилостно-желтых одеяниях с широкими капюшонами, скрывающими лицо, другие в одеждах, напоминающих бедуинские, но кроваво-алого цвета, а третьи полуголые, в одних набедренных повязках и платках на голове, мешавших разглядеть лицо. Впереди стоял главный жрец в алых и кислотно-зеленых одеждах.

Звуки плыли в прозрачном воздухе пока гондола не ткнулась в каменный берег острова, а с опушки рощи секвой не откликнулось глухое эхо.

Главный жрец повелительно указал рукой на гроб, его помощники залезли в воду, руки подхватили его, мужчины отнесли гроб на постамент перед статуей совы. В руке одного из младших жрецов блеснул огонь. Миг и жадное пламя охватило и гроб, и его содержимое. Оттуда раздается лихорадочный стук, словно тот, кто заключен в гробу, пытается выбраться наружу. Неужели все? Неужели перешедший из мира мертвых рвется в мир живых?

И в этот миг произошло то, что не могло произойти, статуя ожила! Клюв совы раскрылся. Над водой пронесся характерный, хриплый, словно стон, голос:

– Глупцы! Когда вы наконец поймете, что меня нельзя убить? Год за годом сжигаете вы меня в этой роще. Но едва вы покинете ее, разве не буду я ждать вас у входа, как века назад.

Фонтаны воды вырвались из-под земли по бокам идола, засверкали в лучах прожекторов инфернальной радугой.

Жрецы бросились перед статуей на колени. Если даже огонь бессилен перед древним ЗЛОМ, то что может жалкий человек? Разноголосые, испуганные голоса призвали:

– Взываем к тебе, о великий символ всей мудрости смертных, Сова Богемии! Дай нам совет!

Внезапно все изменилось – огни на острове погасли и идола поглотила тьма. Все вокруг залил яркий электрический свет от замаскированных в кронах секвой светильников. Послышался разудалый регтайм и через миг из-за деревьев появился духовой оркестр в полосатых куртках, люди со смехом срывали с себя странные одежды – под ними оказались вполне обыкновенные и, началось безудержное веселье.

Очередной сезон в Богемской роще – одном из самых таинственных мест США, начался.

Следующий день начался для большинства членов клуба Богемской рощи слишком рано и слишком скверно: с головной боли. Давала о себе знать вчерашняя вечеринка до часу ночи, сопровождавшаяся неумеренными возлияниями виски, пива и вина. Соленый ветер с океана так и не принес желанную прохладу, безжалостное калифорнийское солнце усугубляло похмельные страдания. После совместного завтрака в обеденном круге, где ело одновременно полторы тысячи человек, члены сектора Cave Man («мозговые центры»; нефтяные компании; университеты; СМИ; банкиры; военные подрядчики) собрались для дискуссии. Новое здание, умело и с большим вкусом вписанное в нетронутый ландшафт секвойевого леса, многие из деревьев которого перешагнули полуторатысячный рубеж, напоминало спичрайтеру – худому, жилистому и подтянутому, похожему на прусского генерала в отставке, только в гражданском летнем костюме, знаменитый «Дом над водопадом» Райта. Такое же талантливое, а может даже гениальное сочетание расположенных на разных уровнях и под разными углами плоских параллелепипедов и неожиданное сочетание элементов из дикого камня, дерева и стеклобетона. Не менее поражал и внутренний интерьер здания, но спичрайтер давно к нему привык и не обращал на него внимания. Шелестели, нагнетая холодный воздух, кондиционеры, в окнах колыхались на ветру ветки секвой, глубокие кресла обещали приятную и полезную беседу. Из больших, в пол окон, смотреть на жару снаружи даже приятно.