Он вертел головой направо и налево, ища спасения, своей свободы. Но ее не было. В конце концов я поймал Валентина Солоника, точно так же, как он любил сажать нас всех в клетку. Он любил играть в игры—игры разума, опасные кровавые игры. Валентин всегда считал, что он на вершине, всегда побеждал. Какое-то время он был таким, как бы мне не хотелось это признавать. У Валентина были годы, чтобы спланировать эту маленькую уловку; он намного опередил нас с Алессио. Но мы догнали его очень легко, очень просто.

Валентин стал самоуверенным. Это была его первая ошибка. Он недооценил всех окружающих—вторая ошибка. Он доверял не тем людям—третья ошибка. Он пытался разделить семью, мою семью—это была роковая ошибка. Последний удар по его собственным поганым играм.

О, как все изменилось! Аяяй.

– С возвращением, - мой холодный голос был низким. Он зазвенел, словно приговоренный к смерти, и когда наши глаза встретились, он увидел правду в моих. Его неминуемую кончину. Никто не придет, чтобы спасти его. Не сейчас. Не сегодня.

Игра. Блядь. Окончена.

Он попытался заговорить сквозь ткань во рту, его темные глаза пылали гневом...и страхом.

Страх калечит, и страх может заставить вас совершать ошибки.

Он открыл рот, но не издал ни звука. Я видел вопрос в его взгляде. Ладно, пусть говорит. Так или иначе, у нас были незаконченные дела.

Я кивнул Егору, который молча стоял рядом. Он подошел к Валентину, свисавшему с потолка, и вынул тряпку изо рта.

В тот момент, когда он был свободен говорить, Валентин испустил поток проклятий. - Ты гребаный ублюдок…

– У тебя яйца больше, чем я ожидал, - протянул я.

– Чего ты хочешь, Константин? Скажи мне. Власти? Денег? Моего положения? Ты хочешь быть Боссом? Чего. Ты. Хочешь?
–  теперь он хрипел, каждое слово давалось ему с трудом.

Яд, бегущий по его венам, был чертовски смертельным. Очень маленькая доза уничтожила бы его за шесть часов. Я мог утроить дозу...несколько раз.

У Солоника было всего шестьдесят минут, прежде чем все его органы начнут разрушаться. Это было смертельно. Ядовитая жидкость внутри его тела сначала уничтожит печень. Потом почки. Его легкие. Его кишечник. Хрупкие органы начинали плавиться, распадаться на мелкие частички. Валентин останется в сознании, но будет страдать от мучительной боли, пока не впадет в кому и не умрет—или у него может случиться остановка сердца и бац.

Это было…словно я давал яду шанс уничтожить его.

Нет, эту работу – я хотел сделать сам. Своими собственными голыми гребаными руками.

Я издал резкий смешок. - Мне ничего не нужно от тебя, Валентин. Я могу взять все, что захочу.

Я откинулся на спинку стула, глядя на него пустым взглядом, наблюдая, как его ноги болтаются над землей. Его руки были вытянуты над головой, где я привязал его запястья к веревке, свисающей с потолка.

– Я много чего хочу, Валентин...

– Валери, - прошипел он. - Она - то, что ты хочешь?

Ее имя звучало грязно из его уст, и я чертовски ненавидел его. Я твердо решил...первым органом, который я вырву из его тела, будет его язык.

– Я не хочу ее, - я спокойно покачал головой.

Его брови сошлись в отчаянии, и одинокая капля пота скатилась по его бледному лицу. Я мог сказать, что яд вызывал перегрев его тела. Его дыхание теперь было затруднено, а чистая белая рубашка насквозь промокла от пота.

– Я не хочу ее. Она мне нужна, - уточнил я. - И я уже взял ее. Так что она-не то, что ты можешь мне дать, и она точно не спасет твою жизнь. Ты не можешь дать мне ничего, чего бы я хотел.

Он был бессилен. Так чертовски слаб.

Валентин боролся со своими границами, гримаса на его старом лице заставила меня усмехнуться. Мрачный смех вырвался у меня, а потом я уже не мог перестать смеяться.