– Ты заслуживаешь смерти от руки Льва и Алессио за то, что сделал, но я проявляю милосердие, убивая тебя сам. Это будет больно, но это может быть немного менее болезненно, чем то, что Лев сделает с тобой, когда узнает, что ты убил его жену.

Наклонившись ближе, пока наши лица не оказались в нескольких дюймах друг от друга, я тихо зарычал, мой тон был угрожающим. - Я-лицо, которое ты увидишь, когда испустишь последний вздох. Думай об этом как о благословении и последнем акте милосердия.

Остекленевшие, полные боли глаза Валентина потемнели. - Милосердие? Я знаю...тебя лучше, Константин. Ты не…даришь милосердие. У тебя...нет сострадания. Я знаю, что я мертвец, который все еще дышит. Давай. Покажи...наихудшее.

– Наихудшее?
–  я издал тихий смешок. - Ты не захочешь этого увидеть.

Он ничего не сказал, но его слабые всхлипывания были всем, что мне было нужно. - Но раз уж ты просишь об этом, мы будем считать это нашим прощальным подарком. Я покажу тебе самое худшее и услышу, как ты кричишь в агонии.

Я не дал ему возможности подумать или прийти в себя, прежде чем прицелиться в другое колено. Мой палец нажал на спусковой крючок, и второй выстрел зазвучал сквозь стены. Я положил пистолет на стол рядом с собой. Моя рука сжалась в кулак, и ярость запела в моих венах, как горячая лава.

Я почувствовал, как его кость хрустнула под силой моего удара. Тошнотворный звук его сломанного носа разжег мой гнев. Я бил его по лицу, снова и снова. Он на мгновение потерял сознание, а когда вернулся, я схватил его за горло.

Егор протянул мне веревку, и я обмотал ее вокруг шеи Валентина. Он судорожно вдохнул, когда я туго затянул веревку вокруг его шеи. Его кровоточащее лицо начало багроветь от удушья, и когда я понял, что он не продержится и секунды, я отпустил его хрупкую шею.

Меня так и подмывало остановиться и записать его, чтобы слушать каждый вечер. Моя личная колыбельная. Они дарили мне самые сладкие гребаные сны.

Я подал знак Егору, и он молча кивнул, прежде чем выйти вперед. Он отпустил веревку, удерживавшую Валентина под потолком, и в тот момент, когда Егор отпустил ее, старый ублюдок упал на разбитые колени и мертвым грузом повалился на землю.

Я закурил еще одну сигарету и, зажав ее между губами, глубоко затянулся. Я был переполнен адреналином, наблюдая за борьбой Валентина. Его движения были медленными, а каждый вдох-тяжелым.

– Пытаешься сбежать? – я мрачно цокнул.

Я раздвинул его ноги и уперся ногой ему в пах, прежде чем надавить. Раненый крик вырвался из его горла, и у меня зазвенело в ушах. Перенеся весь свой вес на ногу, которая упиралась в его обмякший член, я сильно надавил. Мои уши уловили мягкий хруст, и я подумал, не раздавил ли я его член и яйца. Хм...вот это было бы ужасно.

Я пошевелил ногой влево и вправо и продолжил давить на его пах, ослабляя давление всего на секунду, прежде чем снова надавить ногой. Я давал ему фальшивое чувство облегчения, прежде чем оборвать. Снова и снова. Я не мог перестать улыбаться, наслаждаясь тем, как он беспомощно хныкал и боролся. Его губы раскрылись в очередном беззвучном крике, когда я отступил. Мой взгляд упал на место между его раздвинутыми ногами, и я увидел, что его темные брюки промокли, а ковер под ним был испачкан красным.

Ох, я вероятно расплющил его яйца.

О черт. Я согнулся пополам и издал безумный смех, пока мой желудок не начало сводить судорогой.

– Егор, - сказал я, все еще смеясь. - Я расплющил ему яйца. Блядь. Это должно быть лучшее дерьмо, которое я когда-либо делал в своей жизни.

Моя любимая часть работы? Находить новые способы мучить кого-то. Это было мое хобби.

– Ну ты и псих, - пробормотал себе под нос Егор. Но я уловил его дьявольскую ухмылку.

Мой смех прекратился, и я сделал еще одну длинную затяжку. Я в последний раз насладился сигаретой, прежде чем позволить ей выпасть из моей руки. Я перешагнул через неё и обошел тело Валентина, которое вскоре должно было превратиться в мертвый труп.

Инстинкт выживания проснулся и он начал молить меня. Все они переходили к этому. Умоляли сохранить им жизнь. Никто не хотел умирать, вы же знаете. Оказавшись в ситуации, выбирая между жизнью и смертью...человек всегда выбирает жизнь. Даже если это означало просить милостыню у злейшего врага.