Шрифт:
– Не совсем, - вздохнула я.
– Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. И ты это прекрасно знаешь.
Мои губы сжались, и я закрыла глаза. Как...как мне сказать ей…когда я сама не знала, что чувствую?
Я хотела сказать, что со мной все в порядке...но это было не так.
Я была счастлива…но также была несчастна.
Смесь эмоций кипела во мне, и я боялась, что она выплеснется наружу и сожжет всех на своем пути.
Как я могла объяснить это, как я могла объяснить то, чего сама не знала...объяснить необъяснимое? Протирая закрытые глаза, я попыталась подавить стон разочарования.
– Тебе больно. Виктору больно, - прошептала Айла.
Мои глаза резко распахнулись, и я посмотрела на нее. Ветер подул немного сильнее, взъерошив наши волосы. Я заправила свои дикие локоны за уши. - Он говорил с тобой?
Айла покачала головой, слегка покачивая малыша Ксандера на руках. - Нет. Ему это и не нужно. Я вижу это по его лицу.
Я прикусила нижнюю губу и проглотила комок в горле. - Ты его хорошо знаешь.
Я не хотела, чтобы это прозвучало так, но в моем голосе были слышны жесткие нотки. Даже я это слышала. Айла тоже.
Никто не разговаривал с Королевой в таком тоне. Даже если это не было сделано намеренно.
Но Айла не заострила на этом внимание. - Да, я его знаю. Но я также узнаю боль, когда вижу ее. Прямо сейчас она отражается в твоих глазах. Тот же самый взгляд, который я вижу в его глазах.
– Ты не понимаешь…
– Разве? - тихо спросила Айла. - Мне кажется, я все прекрасно понимаю. Я знаю, как трудно оставить прошлое позади. Я знаю, как трудно отпустить, двигаться дальше, исцелиться...
Я обхватила пальцами перила балкона. Моя хватка усилилась, пока костяшки пальцев не побелели и не онемели. - Виктор рассказал нам, что произошло. Еще в России, когда вы вдвоем убегали. Он рассказал нам об Эрике и твоей...подруге.
Я тяжело вздохнула и судорожно выдохнула. Боже. Это было больно. Было больно так...сильно. Мои легкие горели, и мне приходилось кусать губы, чтобы не разрыдаться.
– Ирина...была моей...единственной подругой, - мой голос срывался на каждом слове, и непролитые слезы жгли глаза еще сильнее. Я моргнула, пытаясь прояснить затуманенное зрение, но вместо этого соленые капельки оказались на моих щеках, оставляя мокрый одинокий след.
– Я знаю, - ответила Айла, ее голос был полон сочувствия. - Трудно терять тех, кого ты глубоко любишь.
– Ты когда-нибудь… теряла кого-то?
Айла инстинктивно обняла сына, и ее глаза потемнели. Малыш Ксандер издал приглушенный звук, а затем начал извиваться в руках матери, почти взволнованно. - Ш-ш-ш...
– Айла начала слегка качать руками, пока ее ребенок снова не успокоился.
– Я не теряла такого человека, как ты, нет. И я каждый день благодарю Бога за это. Но, Валери, было время, когда я теряла себя. Я провалилась глубоко в трещины темной дыры. Мой путь не цветущий. Мое прошлое не было наполнено любовью. До встречи с Алессио у меня не было ничего, кроме боли и страха.
– А я и не знала…, - я вздрогнула и тут же замолчала, не совсем уверенная, что сказать.
Ее зеленые глаза, казалось, мерцали в свете луны. - Обычно я не люблю об этом говорить.
Когда я продолжила молчать, Айла подалась вперед. - Ты чувствуешь себя сбитой с толку, не так ли? Стоит ли тебе быть счастливой? Можешь ли ты быть счастливой...
Мое сердце ушло в пятки, и я вдруг почувствовала, что меня тошнит. Я тихо заплакала, на этот раз позволяя своим тихим слезам течь.
– Ты чувствуешь себя виноватой, - продолжала она.
Моя голова начала пульсировать, а боль в груди никак не ослабевала. Это просто...не прекращалось. Черт возьми! Мне хотелось закричать, но я могла только прижать руку к груди, чувствуя, как колотится мое разбитое сердце.
– Ты наказываешь и Виктора, и себя, потому что боишься быть счастливой.
Ее слова резали мне уши, и я клялась, что чувствовала, как внутри меня разрывается кровь. Агония пронзила и он ослепила меня.