– Нет, не верю я, - упрямо отвечала Лидия, - Я помню, как ты мне рассказывала про шестнадцатилетнюю девочку Азалию, которая повесилась из-за того, что с ней плохо обращались родители, да ещё и гнобили в гимназии61. А потом оказалось, что это был твой сон, и не было никакой Азалии. Зато с такой уверенностью, в таких красках мне рассказывала.

– Это совсем другой случай. Да, тогда мне приснилось, но сейчас…

– Нет! Ида, дорогая, не кричи: «Волки!», когда овцы кругом.

Помолчав и остыв, Лидия добавила:

– И всё равно я тебе не верю.

После тётя перевела взгляд на распахнувшееся окно и, размеренно ступая, направилась к нему. Ида же молниеносно выбежала, хлопнув дверью, поднялась на второй этаж, в свою комнату, заперлась и, свернувшись клубочком, укутавшись с головой в одеяле, тихо и нервно заплакала.

***

Озадаченная и удрученная, Ида побрела солнечным первомартовским утром на работу, отношение к которой изменилось по мановению ока; стоило только открыть дверь…

По привычке она вошла в пропахшую сладостями каморку, сняла тяжёлое пальто и аккуратно повесила его на бронзовый стёртый крючок старой стоячей вешалки. Сев за ненавистный прилавок, красавица с исказившимися от переносимого стресса чертами принялась за работу: ожиданию покупателей. Мысли её были далеки от реальности. Найти свидетелей по делу не представлялось возможным, а вот наличие улик могло бы сгладить ситуацию. Хозяин, как и большую часть времени, сидел в тайной комнате ужасов.

– Ида, я – на рынок, - предупредил боров в жилете и брюках, натягивая шляпу и тёмно-серый честерфилд,

– Если покупателей не будет, можешь уйти пораньше, - бросил начальник, скрывшись за дверью.

– Спасибо, - про себя ответила Ида.

Дождавшись ухода владельца, она, используя проверенный путь, пробралась в мрачную камеру шоколадоварения с чаном, напоминающим импровизированный меланжер. В обстановке будто что-то поменялось, и запах теперь стоял не столь едкий и мерзкий. Все предметы, лежащие на том же деревянном столике, были прибраны. Единственное, что смущало вошедшую девушку – стон, исходящий из глубины коридора.

Ида прошла вперёд и, обнаружив на тумбе отрубленный мизинец, взяла его. Подбежав к стене с «украшениями», нежданная гостья ухватила висящий на гвозде амулет из тонких костей. После обезумевшая от страха барышня, не глядя, бросилась к выходу, игнорируя стон узника, который позже ни раз будет слышаться ей в кошмарах.

Дева заперла дверь и, вернув ключ на место и отдышавшись, завернула кровавые находки в платок, который сразу же сунула в карман серого пальто.

Как ни в чём не бывало, Ида продолжила работу.

***

Освободившаяся поздним вечером четверга Ида вновь шагала навстречу представителям правопорядка. Она шла твёрдой поступью, увереннее, чем прежде. Мокрый редкий снег покрывал уличную плитку. Рабочие возвращались домой, а знать насыщенно проводила время в опере.

В отделении полиции стройный высокий мужчина в тёмно-бирюзовом мундире принял свёрток с уликами от незнакомки, проведя заранее небольшой допрос. Когда фрейлейн ушла, он тихо сказал:

– Да уж, необычное дельце.

– И не такое решали, Юрий Степанович, - подхватил другой, облокотившись на стол первого.

– С трудом верится в показания этой гражданки, хотя улики… - не останавливаясь, говорил Юрий Степанович.

– Девушка либо нервничает, либо врёт.

– Очевидно, совершено множество убийств, но не понятно, почему сия барышня обвиняет именно владельца магазина.

– Может, затаённая обида? – предположил второй мужчина, но тут же отказался от собственных слов, - Нет. Думаю, гражданка Краузе говорит правду. Ведь, судя из показаний, она нашла палец и это ожерелье, - сыщик указал на улику, - в магазине. Значит, преступления мог совершить только один человек – господин Орлов, то есть владелец.

– Слабо вериться в существование «комнаты», которую она так подробно описывала. Больше смахивает на плод бурной фантазии или галлюцинацию, - делая памятки в документах, ровным голосом рассуждал первый.

– Да, Юрий Степанович, не лёгкое дельце, не лёгкое.

Расследование

– Уважаемая Лидия Крузенштерн, соизволите ли ответить на пару вопросов. Это необходимо для дела, - строгим басом произнёс Михаил Афанасьевич, скрестив ладони у низа своего круглого брюшка.