Шрифт:
Я переживала ужасно, неужели мы вправду неуживчивые? Мама сказала, нельзя быть такими открытыми, и, как всегда, была права.
Мама рвалась на участок. Когда ехали без Доцента и не везли громоздких вещей, мы брали её с собой.
Она обходила участок медленно и деловито, дотрагивалась до деревьев, смотрела на цветы. Потом принималась полоть.
– Мама у нас враг травы, – говорил Витя.
Она уничтожала сорняки, и то, что считала сорняками, на грядках, между ними, по краям дорожек.
В том году я рассадила крупную ромашку. Даша дала мне два кустика в первый же год и сказала, что её надо рассаживать, чтобы не мельчала. Получилось целых одиннадцать молодых кустиков. Я представляла, какая это будет красота!
Семь выполола мама, ещё три – Витя. Последний, выживший, я от греха подальше посадила на клумбу перед домом, у нас уже была такая клумба.
Валя ходила через наш участок, сокращала дорогу. И если шла со своими гостями – по-хозяйски показывала, что мы с Витей успели сделать, а я стояла в стороне и скромно улыбалась.
И вдруг она говорит как-то:
– Ты зря заставляешь Витю таскать тачками грунт. К вам ни одна машина не заедет, а я привезу десять-пятнадцать машин, мой участок поднимется, и вся вода будет у вас. Всё, что вы делаете, – впустую.
– Я не заставляю Витю. Его ни заставить, ни остановить. А ваша вода к нам не доберётся наискось через дорогу.
У них на участке не росло ничего, вообще ничего. Приезжали в свой домик, точная копия нашего – до того, как Витя его перестроил, на выходные – и отдыхали по-своему.
Я ей не нравилась почему-то. Другое дело – Витя. Она постоянно звала его в гости, он отнекивался. Но однажды я увидела издали, как Витя поднимался к ним на крыльцо. Толя приговаривал:
– Живём напротив, а общаемся через забор. Пойдём, пойдём, у нас пивко холодное…
Было пять часов. В шесть у меня упало настроение. В семь я начала заводиться. Как же так – ушёл, ни слова не сказал. Столько лет мы вместе, а я ни разу без него ни в кино, ни в гости, ни к каким подружкам… И он без меня тоже! Нам было просто смешно, когда кто-то говорил, что супруги должны иногда отдыхать друг от друга!
Было уже восемь часов. Я не знала, что делать. Пойти и позвать его? Такое унижение для нас обоих! Уехать в Москву? Но последний автобус ушёл давно.
Я вышла за калитку, слёзы душили меня. В поле, через которое мы ходили в деревню, росли прекрасные дубы. Я села под дерево, обняла колени, закрыла глаза. Ни слов, ни мыслей, одно отчаяние. Знать бы тогда, какое оно – настоящее отчаяние!
– Ты что здесь делаешь? Я чуть с ума не сошёл, не знал, в какую сторону бежать.
– Вспомнил всё же, что я есть! Или пиво кончилось?
– Ну что ты, что ты! Я расслабился, не заметил, сколько времени прошло. Что ты, в самом деле! Слёзы на пустом месте. Разве я напился или к чужой женщине пошёл?
– Почему тебя позвали в гости без меня? Ты не должен был – без меня!
– Ну, позвали… Больше без тебя – ни ногой. Хватит, сто лет не плакала…
Олег вымахал в настоящего мачо. Красивый, высокий, мужественный – вылитый Витя в молодости, и Варя постреливала в него глазками. Как-то мы были с ним вдвоём на участке.
– Тётя Света, соседи приглашают нас на обед.
Я не посвящала его в наши сложные отношения.
– Ты согласился?
– Да, а что?
– Ну, раз согласился – срежь кабачок, вон тот, красивый.
Сама я взяла плотный вилок капусты, зелени, и мы пошли в гости.
На бывшей стоянке автобуса Архитектор поставил железный вагончик. По сравнению с нашим недостроенным домом там было вполне комфортабельное жильё. Две комнаты с походными кроватями, кухонька посредине, занавески на окнах… В наше отсутствие Архитектор протащил электрический кабель через наш участок, поставил нашу буржуйку.
Олег не привык есть щи без мяса, и кабачок, что пожарили, не обваляв в муке, и всё это он высказал. Я была готова провалиться сквозь железный пол, а Варя улыбалась.
– Олег, когда вы возвращаетесь в Москву?
– Как только тётя Света управится.
Было четыре часа дня, мне надо было дополоть клубнику, и раньше шести-семи вечера уезжать я не собиралась. Но они как-то дружно стояли рядом, и до меня доносилось:
– Ваша тётя Света просто трудоголик.
– Есть немного.