Жених был самый скромный из них, самый тихий и интеллигентный.

Дня через два я пришла не к Теме Исааковне, а в новый Сашин дом. Лариса встретила меня в прихожей:

– Светлана, вам очень повезло. Саша согласен на вас жениться. У него прочное положение, хорошая зарплата, квартира.

– Правда? А мне больше понравился ваш брат, Давид.

– Губа не дура! Но это не про вас, – почему-то оскорбилась она. На этом сватовство кончилось.

Такая у меня была прекрасная и удивительная жизнь. Одно омрачало, в ней не было любви. Друзья, знакомые, книги, театр, музыка – пожалуйста, только любви нет. А я без неё, как без воздуха!

Пан директор не звонил больше, и я ему не звонила, хотя очень хотелось. Зачем, если он не хочет меня видеть! Но автоматы – на каждом углу…

Я кормила кого-то своим борщом, кому-то чинила пиджак, даже выслушивала чьё-то объяснение в любви. А эта бредовая идея, позвонить ему – жила во мне, помимо моей воли. Проходят дни, недели. У меня не появляется решение позвонить. Появляется слово – ладно!

Звоню из автомата. Сначала долго выбираю его, потом останавливаюсь, вот здесь мы с тобой поговорим. И сразу понимаю, что не надо было звонить. Какие-то необязательные слова:

– Я так рад, что ты позвонила! Наши передают тебе привет. Она говорит – спасибо, и тоже передаёт вам привет. Они говорят спасибо.

И вдруг я говорю неожиданно для себя, не зная, зачем и почему…

Наверно, от невыносимости этого дружеского тона – что было, то было, а теперь мы просто друзья и бывшие сослуживцы!

– А знаешь, я замуж выхожу.

Назавтра он ждёт меня после занятий в комнате Нины Аверьяновны. Мы выходим из аудитории, и он встаёт мне навстречу:

– Здравствуй. Где мы можем поговорить?

– Да вот – пустая аудитория.

Все смотрят на него перед тем, как уйти, и взгляды недобрые. Он в своей военной форме с погонами, только фуражка в руках.

– Ну и куда вы собираетесь в свадебное путешествие?

Я представила себе Давида, собранного, решительного, он не спрашивал бы, куда я хочу поехать…

– Это мужское дело, куда повезёт, туда и поедем.

– А где же твоё кольцо?

– Моё кольцо по ошибке досталось другой женщине, – зачем-то говорю я на этот раз чистую правду, и иду к выходу.

И вот такие горькие стихи:

Подземная река моей любви поглотила этот очередной водоворот, и шла опять глубоко-глубоко, подальше от людских глаз.

Я не рассказывала о Пане директоре ни одному человеку, даже Люсе. Все мои друзья очень удивились, когда вышла, наконец, притча о любви, под названием «Если бы мне сказали». Была уже середина девяностых. Никто из них не мог поверить, что я, такая открытая, носила всё это горькое счастье в себе долгие годы.

Маме тем более нельзя было даже упоминать о его существовании в моей жизни, явном или виртуальном.

Я занята, как всегда. На радио идут передачи о моих поэтах и прозаиках, привожу двух прозаиков в Дон. Убеждаю Даню Долинского, что у поэтессы из Каменска прекрасные, настоящие стихи. Не получается. И в издательстве меня слышать не хотят.

Езжу на выступления по пионерским лагерям. Никаких машин нам не положено – автобусы, пешком, с кем пошлют, с тем и еду. Жара у нас в Ростове под сорок градусов, но я ещё не успела отвыкнуть от жары.

Часто выступаем с Аршаком. Вообще, пионерский лагерь – испытание. Так молодые музыканты пробуют себя в переходах, в электричках. Если там примут – всё в порядке. Собирается весь лагерь, от самой малышни до старших отрядов, где вполне взрослые ребята, встретишь на улице – не подумаешь, что школьники. Как сделать, чтобы всем было интересно? Хоть по проволоке ходи!

Я не подстраиваюсь ни к маленьким, ни к большим. И каждый воспринимает то, что я говорю или читаю, на доступном ему уровне.

Говорю:

– Я вам почитаю про любовь. – Старшие никак не отреагировали – что я им могу рассказать о любви, чего они не знают? Зато как оживилась детвора на первых скамейках!

Идём через поле. Надо выйти к шоссе, и по нему – к автобусной остановке. И вдруг Аршак говорит:

– Знаешь, мы ведь все были влюблены в тебя. Ты приходила, садилась в кожаное кресло – девочка с золотыми волосами…