— Когда ты спала со мной! — зло бросил Рон. — А не ныла, что у тебя нет настроения!

— Боюсь, тебе стоит найти кого-нибудь с более подходящим настроением…

Он с минуту смотрел на неё, а затем вышел, хлопнув дверью в гостиную.

Чтобы не слышать, как Рон громыхает чемоданами, собирая вещи, Гермиона села за стол и зажала уши.

К тому моменту, когда он покинул квартиру на Эджвар-роуд, солнечный луч миновал нож и остановился на гладком боку чайного ситечка.

* * *

Дни тянулись, как резиновые. Мокрый пегий туман, казалось, навеки поселился в Лондоне. Он оседал на воротниках пальто, шарфах и фетровых шляпах волшебников, как лохмотья мантии дементора. Иногда его сменяла унылая морось, переходящая в монотонный дождь. Небо превратилось в безжизненное серое бельмо безо всякой надежды на просвет.

Куда бы Гермиона ни подавала резюме, отовсюду звучало только одно: «Вы под следствием, мисс Грейнджер». А жить на что-то было нужно. Тогда-то Гермиона и решилась на крайние меры.

Люциуса она подкараулила в Атриуме, нарочно выгадав время, когда волшебники спешили домой после работы — чтобы обезопасить себя как можно большим количеством свидетелей.

Статная фигура в тёмной мантии с длинными белыми волосами на плечах была видна издалека. Чёрная трость угрожающе поблёскивала в золотистом свете, когда Малфой поравнялся с девушкой, невозмутимо печатая шаг.

Гермиона поборола оторопь и решительно остановила его.

— Мистер Малфой! Я хотела спросить вас кое о чём.

— Нам не о чем разговаривать, мисс Грейнджер!

— Нет уж, поверьте, есть о чём! — Гермиона рассерженно загородила ему дорогу и сложила руки на груди. Но немного стушевалась под его взглядом: таким холодным и презрительным. Чёрствым… Но действовать всё равно нужно.

— Ну же, мисс Грейнджер, я не намерен ждать до второго пришествия Мерлина! — раздраженно бросил Малфой.

— Если вы не заберете свой иск, я позабочусь о том, чтобы на первой полосе «Ежедневного Пророка» появилась статья о том, какое бельё вы носите!

— И какое же?

В этот момент Гермиона молилась о том, чтобы хоть в этом отражения Люциуса были едины. Потому что сейчас она блефовала.

— Никакого!

Щека Малфоя едва заметно дёрнулась.

— Догадки, мисс…

— Точно такие же, как и сердце, выжженное на косяке мансарды у вас дома, — быстро перебила Гермиона. — Точно такие же, как ваш белый спальный халат, в который вы…

— Хватит!

Малфой побагровел, казалось, сейчас его хватит удар. Он судорожно сжимал трость, наверняка, желая задействовать палочку, чтобы заколдовать нахальную шантажистку, но понимал, что в Атриуме это равносильно самоубийству. Люциус хотел ещё что-то сказать дрожащими губами, но не смог, и опрометью бросился прочь — к каминам.

Гермиона не стала смотреть на это позорное бегство: всё, что смогла, она уже сделала. Девушка сама едва добежала до ближайшего туалета, и уже там дала волю слезам. Она рыдала так, что сердце разрывалось в груди. Это было так больно: видеть Люциуса таким чванливым и гадким. Он, как и когда-то, смотрел на неё с настоящей ненавистью, и не был в этом ни капли виноват, ведь это вовсе не тот Люциус, которого она лю…

Гермиона с немым изумлением отняла от мокрого лица ладони.

— Боже… О господи…

* * *

На следующий день Гермиона отправилась к Поттерам. Дом на площади Гриммо было теперь не узнать: Джинни с Кикимером привели его в полный порядок. Троллью ногу сменила подставка-фламинго, вместо газовых рожков везде висели современные бра, комнаты заливал чистый свет, бьющий сквозь тонкие шторы, а с кухни аппетитно пахло яблочным пирогом.

Саму же хозяйку по подсказке Кикимера Гермиона обнаружила в саду, который та разбила во внутреннем дворике. Джинни в косынке и фартуке возилась с двумя пышными кустами красных роз, судя по тому, что они цвели в октябре — явно заколдованными.

— Проходи, Гермиона! Я сейчас. Немного осталось.

Гермиона шагнула и вдруг заметила под ногами розу, уже потемневшую и растоптанную. Она подняла её, разглаживая лепестки.

— Ты просто так или с разговором?

— Я не знаю, с чего начать…

— Начни с начала! — подмигнула Джинни.

Гермиона опустила голову, внимательно рассматривая завядшие листья.

— Джинни… знаешь… Я хочу сказать, что понимаю теперь, каково тебе было, когда ты молча любила Гарри. Втайне ото всех. Я не знаю, как ты справлялась с этим в одиночку.