— А вот так как-то, — развела я руками.

Ну а что мне ей сказать? Все равно толку ноль, чего лишний раз вообще говорить.

— Кира, вы меня поражаете! Ходите по грани, так скажу я вам! И как только магистр Ильгиз требование об отчислении не запросил?

Тут-то с меня унылость и слетела! Я оживилась и аккуратненько спросила:

— Так магистр может запрос об отчислении отправить?

— Конечно может, — заявила невероятное секретарь. — Любой магистр может, только повод нужен. А для вашего случая, адептка Кира поводов, вот сколько!

Она указала на большую стопку бумаг. Я так полагаю, это были жалобы и ябеднические донесения вконец разозленных мной преподавателей.

Недоверчиво на нее воззрилась и вкрадчиво спросила, радуясь откровенности секретаря:

— И что потом? Ну… с этим запросом будет?

Сейчас, наверное, ответит, что артефакт принимает решение и надежда, только что появившаяся исчезнет вновь. Хотя, с другой стороны, астральная проекция, как вид способностей мне был практически неизвестен, потому следует в этом вопросе хорошенько разобраться, так что с отчислением нужно подождать. И все же, знать все возможные варианты, как минимум полезно, потому внимательно смотрю на секретаря и слышу в ответ:

— Потом созывают совет и принимается решение об отчислении или ином виде дисциплинарного взыскания, — ответила ничего не подозревающая секретарь. — Конечно, профессора и магистры стремятся не доводить до крайних мер, но такие случай тоже бывают.

— А за что обычно исключают? — спросила, стараясь делать вид, что просто продолжаю диалог, а не стою в нетерпении ожидая ответа. Это же загадка века! Я ее еще не разгадала! Чего уж я не делала: хамила преподавателям, срывала занятия, тренировки и даже пропускала занятия, руки дико жгло, но я терпела. А потом оказалось, что напрасно, как и то, что я носила при себе только один блокнот и карандаш в то время, как все таскали кучу тетрадок и книг, рефератов, докладов. Я рисовала в блокноте в то время, как все старались конспектировать лекции и усердно отвлекала преподавателей, но все без толку. Из талмуда с Этическим кодексом адепта я не затронула лишь два направления: запрещенные артефакты и моральное падение.

Что касается первого, список у меня был еще с начала учебного года, но мне казалось это дико опасным. Я, конечно, умею делать артефакты сама, благо мама обучила на славу, но это же противозаконно! Как создание, так и приобретение с хранением влечет за собой серьезное наказание. Повезет если после отчисления не окажусь в темнице до конца дней своих. Уповать на свое везение в этом случае мне показалось опасным.

А вот второй вариант смущал меня до крайности. Говоря лорду Ильгизу о поцелуе при всех, я только смутно догадывалась о возможных последствиях. Здесь вообще все вели себя сдержанно и прилично. Даже, те кто встречался официально с разрешения родителей, на людях большей близости, чем держатся за руки себе не позволяли. И вот придя в себя после взрыва я надумала снова изучить талмуд. Разврат, так было обозначено все, что интимнее, чем держатся за руки. Так вот за разврат следует отчисление, немедленное и бесповоротное, ибо портить моральный облик академии недостойно адепта.

— Да в основном из-за запрещенных артефактов, — грустно ответила секретарь. — Бывает за нарушение порядка во время практики. И как у вас за неподобающее моральному облику адепта поведение.

Я шокировано уставилась на секретаря. За собой, несмотря на мое весьма неприличное поведение, я разврата не замечала! Ни с кем не целовалась, на коленках у парней не сидела и даже одевалась прилично, все по форме академии. О реальном разврате я вообще молчу!

Мое недовольное сопение секретарь проигнорировала и продолжила:

— Магистр Ильгиз вообще самый строгий из деканов. Он не терпит нарушителей и в отличии от других деканов дает только один шанс на исправление. Другие-то беседы ведут, наказание подбирают, а он сразу на совет отправляет, — сказала она. Потом замерла и потрясенно уставилась на меня.

Я смотрела на нее насупившись и недовольно. Она меня развратной назвала!

Обидно же!

— Так это правда? — осмотрелась, отметив открытую дверь в коридор, а потом очень тихо вопросила она, взирая на меня большущими глазами.

Так как я приблизилась к столу, когда речь пошла об отчислении, а весь вид секретаря говорил о секретности темы, согнулась и тоже тихо переспросила:

— Что?

— Да, не может быть! — неверующе покачала она головой.

А я вопросительно выгнула бровь и уставилась на секретаря ректора.

Женщина еще пару раз покачала головой, а потом все же не выдержала и подавшись вперед тихо спросила:

— Вы встречайтесь, да?

— С кем? — спросила очень серьезно и тоже шепотом.

— С лордом Ильгизом, — ответила она.

— Да, — сказала совершенно не понимая, с чего такой глупый вопрос.

Мой ответ вызвал у секретаря какие-то странные эмоции, выразившиеся в глазах и мимике, но опознать я их не смогла.

— Когда? — выдохнула она еще один странный вопрос.

— Да каждый день! — ответила непонятливой.

Секретарь одарила меня еще одним непонятным взглядом, потом оценивающе прошлась по мне и задала следующий вопрос:

— Давно?

После этого вопроса я заподозрила что-то неладное, но все же честно ответила: