Правда, когда мы оказались в кольце огня, уверенности в этом у меня поубавилось. Перед нами грудой лежало хорошо угадываемое по одному запаху тряпьё. То самое, что мы носили в первые наши дни учёбы в Кузне. Что, опять? Я едва сдержал гримасу отвращения. Но многие себя не сдерживали, со всех сторон доносились проклятия и ругательства.

— Тихо!

Громкий крик заставил всех замолчать. В круг факелов вошёл Глебол. Я не видел, чтобы он бежал рядом с нами, значит, ждал здесь.

Убедившись, что все смотрят на него, Глебол скрестил руки на груди:

— Сегодня у вас знаменательный день, птенцы. День, который вы, надеюсь, запомните навсегда. Впереди у вас ещё будет много такого, что врежется в память. Выпускное испытание жизни и смерти. Посвящение Хранителям у главного алтаря юга. Женитьба. Первый ребёнок. Но для вас путь идара начнётся именно с этой поляны, с этого дня.

Мне пришлось немного напрячься, чтобы на лице не появилась усмешка. Что-то Глебол замудрил. То мы уже идары, только слабые, то зелье сделает нашу кровь сильней, то испытания и тренировки выкуют из нас идаров. Сколько можно давить на одно и то же? За кого он нас принимает? За деревенских дурачков?

Но эти мысли не мешали мне слушать.

— С самого вашего рождения вам не уставали говорить, что в вас есть ихор Предка. Вам говорили, что весь народ королевства разделён на две части — на идаров, в ком полностью проснулся ихор и его дары и на простых людей, которым не досталось ничего, кроме внешних черт Предка. Вам говорили, что вы всегда должны отличаться от них. А здесь, в Кузне, мы заставили вас быть такими же, как они.

Глебол прервался, обвёл нас взглядом. Для этого ему пришлось повернуться на месте, и продолжил говорить он, уже стоя ко мне боком.

— И я не буду извиняться за это. Это было испытание, которое вам необходимо было пройти. Путь от простолюдина к идару. Долгие месяцы вы ничем не отличались от простых людей, словно и не тёк в ваших жилах пламенеющий ихор. Вы стали так же слабы, как они. Вы носили их одежду. Вам приказывали так, как приказывают им, не считаясь с их мнением. Но теперь этот урок позади. И я надеюсь, что вы усвоили его. Берите факелы!

Все вокруг зашевелились. Я повернулся, ухватил тот, что стоял точно позади меня. Их тут оказалось ровно столько же, сколько и нас, птенцов Кузни. Сорок.

Глебол довольно кивнул:

— Отлично. Пусть прошлое навсегда сгорит. Отныне на ваших плечах всегда будет достойная вас одежда. Отныне и навсегда вы — идары, основа королевства, идары, которые несут ихор Предков сквозь века. Сожгите своё прошлое!

Несколько ударов сердца мы стояли, затем кто-то сообразил и швырнул факел на кучу тряпья. Через мгновение туда полетели и остальные факелы. И мой тоже.

Пламя лениво лизнуло обноски, зачадило, а затем как-то вдруг, за одно мгновение вспыхнуло, взметнулось вверх выше нашего роста, словно в него плеснули масла. Жар был так силён, что кое-кто отступал на шаг назад, отворачивался или прикрывал лицо рукой. Но я не сделал ничего из этого. Жадно вглядывался в языки огня. Пусть не так уж и унижен я был, когда влезал в эти лохмотья, но осознавать, что эта часть обучения осталась позади, было приятно. Ничуть не менее приятно, чем жар, греющий тело.

— Вы научились подчиняться, узнали пределы сил тех, кто может оказаться под вашей рукой, впитали основы множества умений. Вам не нужно было превзойти в чтении следов егерей или в навыках стрельбы из лука охотников. Но вам нужно было знать, чего вообще вы можете требовать от своих людей и понимать, когда вам врут из лени или обещают невозможное. Теперь вы должны научиться командовать и отдавать приказы. За эти месяцы Кузня наняла солдат. Каждый из вас получит отряд из десяти человек. Конечно же, никто не обещает, что мы разделили их справедливо. Это невозможно. Нанимаются на службу самые разные люди. Кто-то из них молод, кто-то уже в возрасте. Кто-то желает служить, а кто-то лишь прячется от мира, надеясь пересидеть на службе у Дома какие-то проблемы. И никто из них не знал, какой именно Дом их нанимает, а нанимали мы их по всему королевству. Поэтому у южан могут оказаться в подчинении бывшие крестьяне севера, а у столичных щёголей браконьеры запада.

А вот здесь я не удержался от усмешки. Клянусь Хранителем севера, да мне то какая разница? По мне лишь бы они были молоды и не задыхались от бега. А если они ещё и хоть пару раз записывались в ополчение у себя, а значит, знают, с какой стороны браться за меч, то это ещё лучше. Была бы моя воля, я бы спрашивал солдат об этом.

Глебол будто услышал меня:

— Но у вас будет возможность выбора. Снова повторю вам, что не одна чистота и древность крови решает при посвящении. Но и заслуги, усилия, которые вы приложили на пути посвящения. И завтра вы поймёте это в полной мере, возможно, впервые за всё время обучения, — Глебол расцепил руки, махнул в сторону костра. — Когда прогорит ваша старая жизнь, вы вернётесь в дортуар. Сегодня у вас день отдыха, птенцы. Завтра же, — Глебол замолчал, снова крутнулся на месте, смерив каждого из нас тяжёлым взглядом. — Завтра же вы будете сражаться друг с другом. Последний оставшийся в этой битве на ногах получит право первого выбора солдат, тот, кого он победил последним — станет вторым после него и так далее. Чем больше вы завтра приложите сил для победы, тем больше станет ваша награда.

Глебол ухмыльнулся и вышел из нашего кольца, оттерев плечом замешкавшегося парня.

Я несколько ударов сердца провожал взглядом его спину, а затем снова уставился на костёр. Свои силы я оценивал ясно, не питая иллюзий. Первым мне не стать, но главное, не пропустить глупый удар, а там мы ещё поглядим кто кого.

Что бы там ни говорил Глебол о перековке крови в наших телах, но важна и основа. Я, наследник, начал раньше, чем большая часть из остальных птенцов. И я получил в детстве больше, чем те, кто осваивал внешние техники.