Шейх Ссаид Бошшаэтдин скривил тонкие губы:

— Твой слуга, эльф, знает толк в торговле. Но далее его присутствие на моем корабле неуместно.

Эристору пришлось наскоро проститься с удрученным и более чем обеспокоенным Питером. Он отдал ему свою кольчугу, перевязь с мечом и кинжалом, потом надел поверх рубахи теплую куртку, затянул ее широким кожаным ремнем, украшенным коваными бляхами. Тяжелый плащ, чистая рубаха на смену, небольшой сверток, который Эристор бережно возил с собой от самого дома, и седельная сумка с провизией, среди которой был спрятан мешочек с золотыми монетами, составили все его пожитки.

— Берегите себя, эль-до, и не верьте ему ни на грош, — так напутствовал верный слуга своего хозяина и чуть не плача сошел на пристань.

Ему еще предстояло добираться до Дома Красного дуба, но этот путь не шел ни в какое сравнение с тем, на что добровольно пошел его господин. Эристор махнул на прощание рукой, и вот уже невысокая фигура Питера затерялась среди портового люда. Кто-то тронул Эристора за рукав. Он обернулся. Необыкновенно красивый юноша-наг с темными влажными глазами газели потянул его за собой, указывая на шатер хозяина и повторяя:

— Ссаид-бей, Ссаид-бей.

— Твой господин хочет меня видеть?

Мальчик усиленно закивал, продолжая тянуть Эристора за собой и почти нежно заглядывая ему в глаза. Эристор ободряюще улыбнулся ему, и тот замер, недоверчиво всматриваясь в лицо эльфа, чья улыбка вмещала в себя столько тепла. Наконец, засмеявшись в ответ, юноша вновь потянул его за собой, и Эристор безропотно последовал за ним.

— Я забыл кое-что спросить у тебя, эльф. На твоей груди висят два амулета — знак Дома лесных и снежный хрусталь, встречающийся лишь на Белом архипелаге. Откуда он у тебя?

— Это подарок очень дорогого для меня человека.

Шейх кивнул, удовлетворенный ответом. Потом поднялся, сразу став на голову выше Эристора, и, стремительным слитным движением переместившись к выходу из шатра, повелительно крикнул:

— Али!

Через мгновение перед ним, низко кланяясь, остановился темнокожий орк, за поясом которого торчала плетка. Бошшаэтдин обернулся к Эристору:

— Это Али. Он главный надсмотрщик за галерными рабами. Его приказы — закон и для тебя. Иди за ним. Он все покажет и кое-что объяснит. Скоро мы снимемся с якоря, эльф. Будь готов к этому времени.

— Пойде-ем, ле-есной, — растягивая слова, на ужасном эльфийском произнес надсмотрщик.

Его черные с яркими, почти голубыми белками глаза заскользили по фигуре Эристора. Тот ответил ему спокойным уверенным взглядом, в котором Али тем не менее прочел предупреждение и нахмурился:

— Оставь свой гонор на берегу, ле-есной, и отправляйся следом за мной.

Галера была устроена иначе, чем корабль снежных. Она оказалась много длиннее и шире. Для гребцов перпендикулярно бортам стояли лавки, и у весел сидели парами, тогда как каждый член команды Тир в одиночку управлялся со своим веслом, сидя на своем сундучке с вещами и провизией. Между рядами лавок посередине судна шел помост, соединявший возвышения на носу и корме. По этому узкому проходу прогуливался надсмотрщик, чья плеть частенько со свистом разрезала воздух, опускаясь на спину заленившегося, по его мнению, раба.

Если ладья Тир походила на поджарого стремительного хищника, то галере больше подходило сравнение с диковинным зверем слоном, которого Эристор как-то раз видел в землях нагов — она была огромна, величественна и медлительна. Посередине возвышалась мачта, но, как позднее убедился Эристор, парус оказывал гребцам чисто символическую помощь. Он был слишком мал для такого внушительного судна.

Али указал на место ближе к проходу. У борта на лавке уже сидел невысокий, но коренастый и широкоплечий человек, плоское веснушчатое лицо которого имело столь беспокойное и плутовское выражение, что Эристор подивился.

— Покажи руки, — немедленно потребовал сосед, едва Эристор опустился на скамью.

Недоумевая, он протянул человеку свои ладони, и тот придирчиво ощупал и осмотрел их.

— Новичок, — констатировал он. — Тебе надо замотать их тряпками, иначе к вечеру первого дня сотрешь в кровавые мозоли.

— Спасибо, — поблагодарил Эристор.

Он тотчас занялся руками, тем более что над головами гребцов пронеслась команда отваливать. Через полчаса галера уже неспешно двигалась вдоль берегов, и сосед Эристора вновь заговорил:

— Как тебя величать?

— Эристор.

— А меня Питером нарекли.

То, что хитрюгу звали так же, как и его слугу, с которым он был вынужден только что распроститься, показалось Эристору хорошим знаком.

— Просто Питер? — переспросил он.

— Другого имени судьба не дала, — малый подмигнул. — Я законнорожденный ублюдок. Матушка нагуляла меня от другого, будучи крепко замужем.

Эристор хохотнул и протянул руку для рукопожатия:

— А я бастард в чистом виде.