Потом темнота, из которой она выплывает медленно, мучительно медленно. Сначала глаза фокусируются на потолке. Тир слышит стон и не сразу понимает, что он ее. Тир чувствует рядом с собой движение. Это он! Опять он! Исполненное похоти лицо ухмыляется.

— Ну что, выспалась?

Залитые слезами глаза снова зажмурены. Взмах ресниц и новая картина. Она в зале, наполненном пьяными эльфами. Чьи-то жадные руки шарят по ее телу, забираясь под юбку.

— Ты, ведь, уже знаешь, что это такое?

Тир опять быстро зажмурилась, спасаясь от очередного мучительного видения, и течение унесло ее в отдельную ярко освещенную комнату.

— Раздевайся.

Перед ней трое.

— Не надо…

Хлесткий удар, одежда с треском сорвана с нее.

— Открой рот. Рот открой! Зубы здоровые?

— Смотри.

— Целка?

— Не-ет. Цветок я сорвал сам, уж извини, Олаф! Зато и кое-чему обучил. Вот только строптива и своенравна…

— Это хорошо… Сколько хочешь за нее?

И опять веки сомкнулись, обрывая мучения.

Теперь она в лесу. Едет на лошади впереди купившего ее снежного эльфа. Вокруг скачут еще несколько. Ее новый владыка, ничуть не смущенный этим, задирает Тир подол и начинает мять нежное местечко между ног. Тир больно и хочется плакать, но она сдерживается, до крови прикусывая губу. Внезапно лошадь остановлена.

— Езжайте вперед. Подождете меня на опушке. Девчонка завела меня…

Эльфы отъезжают, негромко переговариваясь и смеясь. До Тир долетают их слова:

— Интересно, сколько эта протянет? Предыдущая шлюшка, по-моему, даже не выбралась из этого леска.

Ужас охватывает Тир. Она кричит, лошадь шарахается. Хозяин, яростно бранясь вынужден заняться усмирением животного. Тир чувствует, как что-то больно упирается ей в бок. Рука, словно обладающая собственным разумом, тянется к докучливому предмету. Рукоять… Нож зажат во влажной от страха и боли ладони, спрятан в складках скомканной юбки.

Купивший ее эльф спешивается и грубо стаскивает Тир за собой. На снег небрежно брошен плащ, и уже на него без дальнейших разговоров хозяин валит свою добычу. Возня, сопение, острая боль. Тир терпит. Она уже знает, когда любой, даже самый сильный мужчина становится почти беспомощным, и ждет… Сладкие судороги начинают сотрясать снежного эльфа, он стонет, закинув голову, и в момент наивысшей страсти сталь его собственного ножа резко погружается в незащищенное горло… Что пришло раньше — наслаждение или смерть?

Тир выбирается из-под обмякшего тела. Она вся в крови мертвого господина и неостановимо дрожит, но глаза ее сухи, и любой, кто заглянул бы в них сейчас, ужаснулся бы — столько ненависти и целеустремленности в этих серых озерах. Она с трудом, используя вместо подставки труп своего мучителя, забирается на его же лошадь и, подобрав поводья, пускает животное прочь от страшной поляны, стремясь достичь скалистой гряды, замеченной еще раньше, где ее следы не обнаружит и самый лучший следопыт…

Потом в тюках, притороченных к седлу, она найдет еду, немного золота, а главное одежду для мальчика ее роста, которую Олаф, наверно, купил своему сыну… Пожалуй, именно эти незамысловатые тряпки и спасли тогда Тир жизнь, в корне изменив ее.

Воздуха в груди почти не осталось и, когда она уже задыхалась, ее вытолкнуло вверх. Тир вынырнула из водоворота своего прошлого, шумно дыша и, словно зверь, попавший в западню, оглядываясь вокруг.

Олаф! Нет! Дух снегов, спаси и сохрани! Это Эристор! Эристор. Эристор…

— Тир… — почти прошептал тот. В его глазах застыла боль. — Позволь мне доказать тебе, что не все эльфы такие, как те, с которыми тебе пришлось иметь дело.

Эристор придвинулся еще ближе. Его мягкие губы нежно коснулись ее сплетенных на коленях рук, потом он поднял голову и приник поцелуем к приоткрытым устам Тир.

— Что ты делаешь со мной? — смятенно шептала она, когда Эристор принялся ласкать ртом мочку ее островерхого уха, украшенного чередой маленьких сережека потом спустился вдоль шеи к нежной ямочке между ключицами.

— То же, что и ты со мной, — хрипло вздохнул Эристор, осторожно касаясь ее груди.

— А-ах!

Когда из горла Тир вырвался этот тихий звук — полувздох, полустон, Эристор осмелел и торопливо рванул вверх ее тунику.

Обнаженная по пояс, она скованно застыла под его жадным взглядом. И оказалось, что Тир была еще красивее, чем помнилось. Молочно-белая кожа северянки, нежные розовые соски, поднявшиеся от возбуждения, совершенные полушария груди. Руки Эристора сами собой потянулись и накрыли упругую плоть. Тир невольно выгнулась навстречу ласке, часто прерывисто дыша… И тут Эристор окончательно потерял голову. Он подхватил ее на руки и уложил на середину большой кровати. Отстранившись, дрожащими пальцами расстегнул на себе пояс с мечом, уронил его на пол. За ним последовала рубаха, потом он взялся за завязки своих штанов, и когда минутой позже вновь склонился над Тир, одежда, съехав, открыла ей основание налитого страстью члена…

Тир словно ударило.

— Нет! — почти истерически выкрикнула она и закрыла ладонями лицо, локтями согнутых рук пряча обнаженные груди.

Эристора будто подрубили. Он грузно опустился на край кровати и, упершись лбом в ее трепещущее бедро, глухо застонал сквозь зубы.

— Прости меня, я оказался слишком нетерпелив, — минутой позже проговорил он, а потом, поднявшись, принялся одеваться. — Пойду, прикажу приготовить тебе горячую ванну.

Эристор нагнулся и, отведя ладони от лица Тир, ласково поцеловал сомкнутые веки, из-под которых мгновенно скатилось по слезинке.